— Это произошло не из-за моего поведения и не случайно. Это было намеренное вмешательство, — возразил Джиндибел.
— Откуда вы это знаете? — мягко спросил Первый Спикер. Он не мог помочь, но смягчил для Джиндибела последний выпад Деларме.
— Мой мозг открыт вам, Первый Спикер. Я передаю вам — и всему Совету — мои воспоминания о событиях.
Передача заняла несколько минут. Первый Спикер сказал:
— Ужасно! Вы вели себя очень хорошо, Спикер, в обстоятельствах большого давления. Я согласен, что поведение хэмиш аномально и требует расследования. А пока, пожалуйста, присоединитесь к нашему заседанию...
— Минуточку! — прервала Деларме. — Какая у нас гарантия, что объяснение Спикера правдиво?
Ноздри Джиндибела раздулись от нанесенного оскорбления, но он сохранил хладнокровие.
— Мой мозг открыт.
— Я знавала открытый мозг, который не был таковым.
— Не сомневаюсь в этом, Спикер, — сказал Джиндибел, — поскольку вы, как впрочем, и все мы, держите свой мозг под постоянным контролем. Мой мозг если открыт, то открыт.
— Давайте не будем... — начал Первый Спикер.
— Пункт личной привилегии, Первый Спикер, извините, что прерываю вас, — заявила Деларме.
— Какого рода личная привилегия, Спикер?
— Спикер Джиндибел обвинил одного из нас в подстрекательстве к убийству, предположительно при помощи фермеров, совершивших нападение на него. Поскольку обвинение не отведено, я должна считать себя потенциальной убийцей, как и все в этой комнате, включая и вас, Первый Спикер.
— Вы отведете обвинение, Спикер Джиндибел? — спросил Первый Спикер.
Джиндибел сел в кресло, крепко вцепился в подлокотники и сказал:
— Я сделаю это, как только кто-нибудь объяснит мне, почему фермер-хэмиш намеренно вынудил меня опоздать на это заседание.
— Ну, тут может быть тысяча причин, — сказал Первый Спикер. — Я повторяю, что это происшествие будет расследовано. А теперь Спикер Джиндибел, в интересах продолжения дискуссии возьмите обратно ваше обвинение?
— Не могу, Первый Спикер. Я потратил долгие минуты на попытки самым деликатным образом обыскать мозг хэмиш, чтобы, не нанося ущерба, заставить фермера изменить поведение, но не смог. Его мозгу не хватало эластичности, какую он должен был иметь. Эмоции были как бы навязаны извне.
Деларме сказала с неожиданной легкой улыбкой:
— И вы думаете, их навязал кто-то из нас? Может, это сделала ваша таинственная организация, состязающаяся с нами и более мощная, чем мы?
— Возможно, — согласился Джиндибел.
— В таком случае, мы не члены этой организации, о которой знаете только вы, и не виноваты, поэтому вы должны забрать свое обвинение. А может, вы обвиняете кого-то из нас в том, что он находится под контролем этой странной организации? Может, один из нас не тот, кем кажется?
— Возможно, — флегматично согласился Джиндибел, отлично понимая, что Деларме накидывает на него веревку с петлей.
— Похоже, — сказала Деларме, готовая затянуть петлю, — что ваш сон о тайной, скрытой организации есть кошмар паранойи. И это вполне соответствует вашим параноидальным фантазиям, что фермеры-хэмиш под влиянием и что Спикеры под тайным контролем. Я хотела бы, тем не менее, проследить дальше эту вашу своеобразную мысль. Кто же из нас, Спикер, по вашему мнению, под контролем? Не я ли?
— Не думаю, Спикер, — сказал Джиндибел. — Если бы вы хотели взять надо мной верх таким сложным способом, вы бы не извещали открыто о своей неприязни ко мне.
— Двойная хитрость, может быть? — спросила Деларме, прямо-таки мурлыкая. — Это, вероятно, обычный полет параноидальной фантазии.
— Вполне может быть. Вы более опытны в таких делах, нежели я.
Спикер Лестим Джайни горячо вмешался:
— Послушайте, Спикер Джиндибел, если вы реабилитируете Спикера Деларме, то направите свое обвинение против всех остальных. Какие основания могли быть у любого из нас желать вашего опоздания на это заседание, не говоря уже о вашей смерти?
Джиндибел словно бы ожидал этого вопроса:
— Когда я вошел, речь шла о том, чтобы вычеркнуть из записи замечания Первого Спикера. Я — единственный Спикер, не слышавший этих замечаний, ознакомьте меня с ними, и я, по всей вероятности, объясню присутствующим, по каким мотивам меня не хотели здесь видеть!
— Я утверждал, — сказал Первый Спикер, и Спикер Деларме и другие приняли это с серьезными поправками, — основываясь на интуиции и используя методы психоисторической математики, что все будущее плана, возможно, зависит от высылки из Первого Основания Голана Тревиза.
— Другие Спикеры могут думать, как хотят, а что касается меня, то я согласен с этой гипотезой. Тревиз — ключ. Я нахожу, что его внезапное изгнание из Первого Основания слишком любопытно, чтобы быть невинным.
— Не хотите ли вы этим сказать, Спикер Джиндибел, — проговорила Деларме, — что Тревиз в когтях этой таинственной организации, или в ней те люди, что изгнали его? Может, все и вся под контролем, кроме вас, Первого Спикера и меня — раз уж вы объявили, что я неподконтрольна?
Джиндибел ответил:
— Этот бред не требует даже ответа. Лучше позвольте мне спросить, есть ли какой-нибудь Спикер, кто выразил бы согласие с Первым Спикером и со мной в этом деле? Вы читали, я полагаю, математические выкладки, которые я, с разрешения Первого Спикера, передал вам?
Молчание.
— Я повторяю свой вопрос: есть ли кто-нибудь?
Молчание.
— Первый Спикер, — сказал Джиндибел, — вот вам и мотив, чтобы заставить меня опоздать.
— Объясните.
— Вы выразили необходимость иметь дело с Тревизом. Это важнейшая инициатива в политике, и если бы Спикеры прочитали мои выкладки, они бы знали, в основном, что носится в воздухе. Однако, если бы они единогласно не согласились с вами — тогда, по традиционному самоограничению, вы не смогли бы идти дальше. При поддержке хотя бы одного Спикера, вы имеете возможность осуществить эту новую политику. Я — единственный Спикер, который поддержал вас, как всем известно, кто читал мои расчеты, поэтому было необходимо любой ценой удалить меня из Совета. Этот трюк почти удался, но я все-таки здесь, и я поддерживаю Первого Спикера. Я согласен с ним, и он может, в соответствии с традициями, не обращать внимания на несогласие остальных одиннадцати Спикеров.