Водитель Саша чуть подвинулся, и Дякин забрякал висячим замком, потом стал ковырять ключом второй, врезной, а Лузгин стоял рядом, в пустой голове было гулко от радости, и единственное, о чём он сейчас мечтал, — хороший стакан самогона, который непременно же отыщется в стариковских закромах. От мыслей о грядущей выпивке ему ужасно захотелось есть, он вспомнил про старухин борщ, и у него аж скулы повело от голода, а Дякин всё возился с ключами.
Спуск в погреб находился в том чуланчике, где Лузгин отсыпался то ли вчера, то ли позавчера, — он уже путался во времени, столько всего тут напроисходило с ним и вокруг, Дякин щелкнул в чуланчике выключателем, потянул за кольцо квадратную крышку и сказал в чёрный вырез: «Папа, мама, выходите». Первым, скрипя лестницей и нетвёрдо хватаясь руками, поднялся старик в рыжей шапке, телогрейке и валенках, за ним старуха в толстой кофте и пуховом платке, перевязанном под мышками. Утеплились, подумал Лузгин, там же, в погребе, холодно, помню. И тут в проёме люка появилась ещё одна голова, светлая, коротко стриженная, и по лестнице стал выбираться здоровенный мужик, лет под сорок или чуть постарше, в рабочем стёганом бушлате и зимних гражданских ботинках. Брат, наверное, подумал Лузгин; он ни разу не поинтересовался, есть ли у Дякина брат или, скажем, сестра или сёстры, — должны быть, как иначе, в деревенских семьях всегда детей помногу.
— Николай, — сказал мужик и протянул руку Лузгину.
— Очень приятно, — ответил Лузгин. — Я Владимир. Мы со Славой давние приятели.
— Он мне говорил, — сказал мужик.
— Пойдёмте, — сказал Дякин.
Они вышли из чулана в коридорчик, свет горел и в комнате, и в кухне, где старуха уже брякала, возилась у плиты, а со второго этажа по лестнице спускался деловитый Саша с винтовкой в руках. Лузгин сначала обозлился на него, но потом передумал: всё правильно, на войне как на войне, надо проверить, мало ли что или кто, и не важно, что дом этот дякинский, вот вылез же из погреба мужик, совсем на Славку не похож, едва ли брат, едва ли… Ну и хрен с ним.
Водитель Саша поглядел на мужика и сказал: «Привет».
В комнате Дякин поволок из угла к середине круглый стол под узорчатой скатертью, застелил его поверх клеёнкой из комода — праздничной, видно, с рисунками фруктов, стал таскать из кухни миски и тарелки: капуста, огурцы солёные, сало на дощечке нарезанным куском и горку холодной картошки в мундире. А где же стаканы? Вот стаканы, и как же здорово, что со Славкиной семьёй всё в порядке, никто не пострадал, и вот он, Славка, жив-здоров, с обычной скучной своей мордой, как же я этой морде обрадовался, а второй-то куртки у Дякина нет, в телогреечке расхаживает, а вот и снял, и наливает, свитер на нём тот же, в косую шашечку, надо бы тоже раздеться, в доме вроде не холодно, но вот Саша сидит одетый и винтовка рядом, только руку протяни — вот что значит профессионал, Лузгину ещё учиться и учиться.
— Ну что, — сказал Дякин, — за встречу? — И выпил первый, не присаживаясь.
— За встречу, — согласился Саша. — Не взяли мы Гарибова, — доложил он, протягивая руку над столом.
— Ушёл Гарибов, — сказал Дякин. — Часа за три до вас ушёл.
— Вперёд или назад? — спросил Саша, хрустя огурцом.
— Назад.
— Понятно, — сказал Саша. Но что же именно ему понятно было — до Лузгина так и не дошло. Он вдруг увидел, что сидит со стаканом в руке, когда другие уже закусывают, а Дякин по-прежнему стоит над свободной табуреткой, и куда задевался старик, почему не за столом со всеми… Гарибов, значит, назад повернул, не пошёл к «железке» за «хабаром»… Тогда зачем он вообще приходил с грузовиками и толпой народа? Прикончить блокпост, шороху навести? Мелковато это для Гарибова, мелковато… А где же хлеб? Забыл про хлеб Дякин, ну ладно. Выходит, знали про налёт, про партизанский рейд… Кто-то донёс или сами допёрли? Не ясно… А гусару Саше, видите ли, всё понятно. Да вот же хлеб, за миской с варёной картошкой, Николай с салом уже наминает, чего же Дякин тянет по второй? Жестковато сальцо, жестковато, с прожилками, а вот огурчики на славу, огурчики ядрёные, но с голодухи лучше бы борща.
— Вы тут побудьте, — сказал Дякин, разливая, — а я в совет схожу, я быстро. В сельсовете? — спросил он водителя Сашу, и тот кивнул не глядя и поправил положение винтовки. Когда Дякин был уже в дверях, Саша позвал его: «Э-э!»
Дякин обернулся, и Саша произнёс с улыбочкой:
— Ты, это, передай там командирам, что я тут, с писателем, — и подмигнул Лузгину. Понимающе хмыкнув, Лузгин сделал Дякину жест: всё в порядке, ступай, мы тут сами управимся.