Обходя роковое место,
Прошептал через вздох глубокий:
– Спел гулена свою песню.
Над заснеженной рожью
Над заснеженной рожью барабанная дробь
Оседает пугающе гордою смертью.
Черных френчей ряды молча шествуют, чтоб
Захлебнулись в окопах немытые черти.
Локоть в локоть идём. Развевается стяг.
Не волнуются красных околышей птицы.
Запоздавший рассвет заиграл на губах,
Отпевая уставшие, хмурые лица.
Из окопов напротив нестройно палят.
Где-то сбоку трещит перегревшийся «Ма;ксим».
Не понять, кто тут грешен, кто девственно свят,
Тот в лаптях или я, в сапогах, напомаженных ваксой.
Скучный дождь омывает погоны штабным.
Без патронов шагаем, штыками осклабясь.
Строго держим ряды, только пули иных
Высекают порой комиссарам на радость.
Неупавший во ржи, вдруг, осел есаул.
И глаза убиенного бросили кроткий
Взор на небо… Прощаясь он тяжко вздохнул…
Вот и первый окоп.
Скинут рант с подбородка…
Через бруствер врага с верой и за Царя!
Краснопузая сволочь бежит и сдается.
И нестройное сиплое наше «Ура-а»
Убегающим в спины, ликуя, несется.
На земле растеклась большевистская кровь.
Ругань, хрип, скрип зубов. Звон начищенной стали.
За Отечество, веру, за честь и любовь
Гибнуть и убивать мы смертельно устали…
Не Россия, не Бог не осудят орлов,
Что рубили с плеча и пощады не знали.
Тишину пулеметным огнём распоров,
Ведь и вы нас бессовестно, жадно стреляли.
Над окопом дрожит барабанная дробь,
Украшая Россию ненужною смертью.
Черных френчей остатки на новый окоп
Также молча идут, примеряя бессмертье.
Заболел
Не стереть – дурачился в погонах.
Оставляя Бога не у дел.
А сегодня словно тайный тронул
Или кто дубиною огрел.
Ранним утром рухнул мир покойный,
Я смертельно Русью заболел;
Иступленно в церкви бью поклоны,
Изливая боль души своей.
Обжигаясь праведным укором,
Льющим с потемневших образов,
Будто бы распят прилюдно голым,
Вою, но не разбираю слов.
В хрип ору: – Готов рабом смиренным
Оттирать замаранную честь,
И путем идти обыкновенным,
Если Божья воля на то есть.
Отчего бескрайние просторы
Не запали раньше в сердце мне?
Или за спиной таились воры,
Направляя не по той стезе?
Почему не угадал ошибки,
Усадив на шею Сатану?
Или заплутав в трясине зыбкой,
Не набрел на гать и утонул?
Этому б уму теперь погоны,
Да под боевое знамя встать.
Кажется сегодня я готовый
“Русскую рулетку" обласкать.
Но кого мои пустые грёзы
Запоздавшим обдадут огнем?
Станут ли мои скупые слезы
Горьким назиданием потом?
Потому стою под образами,
Влажные глаза уставя в пол,
Сил прося бессвязными словами
В Сатану осиновый вбить кол.
С жаром повторяю заклинанье:
– Кайся! Без остатка кайся, друг.
И горю единственным желаньем -
Преступить судьбы порочный круг.
Чтобы синей, облачною далью
Утолить печаль промокших глаз,
Чтоб однажды предрассветной ранью
Русским полыхнуть хотя бы раз.
Гибельной занозой в сердце встряла
Мне упорно нищенская Русь.
Захмелев, вовсю ее ругаю,
А напившись за нее дерусь.
Только не стереть душе былого,
Роковую хворь не одолеть…
Духу бы хватило с этой болью
Под иконой русским умереть.
Изгнанник
Томятся серые в безмолвии осины.
Январь окутал пихты синевой.
С березы ссыпался, искря, колючий иней
Ненужною алмазной шелухой.
Над белым мельтешат сорочьи спины.
День месит солнце с бледною луной.
Похоже, ангелы справляют именины
Под опустевшею немой голубизной.
И сердцу чудится опасным и случайным