Порыв ветра ударяет о борт машины. В воздухе отчетливо пахнет снегопадом.
2
Притормозив в переулке у своей фермы, я сижу в машине и не двигаюсь с места. Сначала тридцать секунд, потом минуту.
– Вы в порядке? – спрашивает мистер Генри.
За всю поездку мы не обменялись и словом. Казалось, он ждал, что я начну задавать вопросы, но у меня было не то настроение. Кроме того, ведь именно он хотел со мной поговорить. Так что пусть начинает в любой момент.
– Все отлично, – отвечаю я, внезапно жалея, что пригласил его домой. Интересно, не обидится ли чужак, если я снова заведу двигатель, отвезу в город и попрошу его выйти из машины?
– Может быть, пойдем в дом? – спрашивает он.
– Подождите.
Больше всего на свете мне не хочется, чтобы Джерри увидел, как я веду в дом подобного персонажа. Я выжидаю, не появится ли сам сосед или его сын, но к этому времени они обычно уже возвращаются к себе на ферму. Зимой здесь почти нечем заняться. Фруктовые деревья стоят голыми, и даже не верится, что весной все вернется к жизни и тонкие ветки снова зацветут. В саду остались лишь высохшие растения да неубранный мусор.
Способны ли те из нас, для кого наступила зима их жизни, набраться мужества и поверить, что весна когда-нибудь вернется?
– Ну ладно, – вздыхаю я. – Идемте.
Мы выбираемся из авто, захлопываем двери, и с карниза амбара испуганно вспархивают голуби, устремляясь в лес, к холодным серым горам.
В зимней тишине хлопки дверей звучат неожиданно. По пожухлой траве я ковыляю к дому. Мистер Генри пытается поддержать меня под локоть, но я окидываю его суровым взглядом, и визитер отступает.
В доме тепло; я иду на кухню сварить кофе. Похоже, беседа выйдет долгой.
– Вам что-то нужно? – спрашиваю я, нарушая молчание.
Гость устраивается в кресле в столовой. Мужчина он довольно крупный. Удивительно, что такой старик выглядит все еще сильным. Когда он разговаривает, слышится глухое звяканье. Кажется, это из-за пирсинга на языке, металлической штанги, которая выстукивает на зубах мистера Генри азбуку Морзе.
– Я хотел поговорить с вами об Абре.
– Я имел в виду сахар или сливки в ваш кофе.
– Ах да, простите. Я пью черный. – Помолчав, он продолжает: – И все же нам нужно поговорить.
В душе растет тревога. Внезапно я настораживаюсь. Я знаю, почему этот человек здесь. Знаю, зачем он пришел.
За мечом.
– Об Абре? – небрежно переспрашиваю я, отводя взгляд. Притворяюсь, будто не понимаю, в чем дело. – Видите ли, мы с Аброй не общались много лет. Очень много. Мы сильно отдалились.
Нервы на пределе. Я разливаю кофе по чашкам, стеклянный носик кофейника стучит по фарфору, словно у кого-то от холода зуб не попадает на зуб.
От чашек поднимается пар, и запах меня успокаивает.
– Ваша на стойке, – говорю я, кивая на кофе мистера Генри, а сам направляюсь к столу с горячей чашкой в руке.
Я успел забыть то самое чувство, которое испытываешь в обществе подобных ему. Кажется, что рядом человек, а потом он подходит и садится за стол, и вот уже напротив словно бы целая эра, эпоха. Смотреть на него – все равно что смотреть на Большой Каньон, разглядывать все эти пласты в камне, которые повествуют о периодах истории Земли.
– Вы что-нибудь знаете о том, чем занималась Абра после того лета, когда умерла ваша мать?
– Откуда вы знаете о моей матери?
– Все о ней знают, – нетерпеливо отмахивается он.
Я только стискиваю зубы. При чем тут моя мать? Очень странно. Кто эти «все», которые о ней знают? Мне хочется расспросить подробнее, но я молчу, сам не зная почему. Возможно, он сбивает меня с толку, и потому я хочу сказать как можно меньше. Или боюсь выяснить о ней то, что вовсе не желаю знать из страха разочароваться.
– О вашей матери… – повторяет он, качая головой, и продолжает: – Так что вам известно о том, чем занималась Абра после ее смерти?
– Мы с Аброй были лучшими друзьями. Я кое-что дал ей. Дружбе пришел конец. Хотя это слишком сильно сказано – мы просто стали чужими.
– А вы могли бы помочь ей, знаете ли, – говорит он, потягивая кофе и поглядывая на меня поверх чашки.
Качаю головой и отвожу взгляд.
– Нет, – бормочу я себе под нос. – Мне всегда недоставало сил.
– Да бросьте. Это ведь неправда? – хмыкает Генри, придавая фразе вопросительное выражение.