— И все равно тебе удалось на тварь посмотреть, вопреки нашим стараниям тебя уберечь. Прям судьба, — хмыкнул Камориль. — Ладно, дальше снова я.
— И все-таки я пока что ни разу не понимаю, причем тут я, — пробурчал Мйар.
— И правда, — Камориль вздернул брови. — Причем же здесь ты, Мйар Вирамайна. Ну, тебе станет немного понятней, что к чему, если я назову четвертое имя твари.
— Да уж наверное!
— Зубоскал.
— Вот как, — Мйар глубоко втянул воздух.
— Да, мы охотились на тебя. Или — не на тебя. Я даже не знаю… что тут можно считать правдой. Хотя, мне кажется, что поначалу моего рассказа ты уже вполне мог догадаться, что было дальше.
— Нет-нет, ты давай, рассказывай, — Мйар, облокачиваясь на спинку стула, сделал характерный жест рукой, мол, «продолжай». — Я хочу… узнать все наверняка, испить, так сказать, эту чашу до дна. Я сдюжу. Не сомневайся. Размахнулся — бей.
— Как знаешь.
И Камориль стал рассказывать, и в этот раз его уже никто не перебивал. Он, будто бы гипнотизируя себя своими же словами, окунулся в прошлое — самое яркое свое прошлое, переносясь умозрительно в судьбоносную свою точку невозвращения.
— Где мальчишка? — спросил Генрих Робертович, поглощающий, номинальный командир отряда. Большой, крепкий мужчина в камуфляже был бледен, как утопленник. По его перепачканному кровавыми разводами лицу блуждали быстро сменяющие друг друга страх, ненависть и оторопь.
— В этой ситуации, боюсь, наш целитель нам не поможет, — ответил Камориль, взгляда не отводя. — И даже я не помогу. Точней, я не смогу это поднять. Я даже не смогу заставить это ползать.
— Это только что было парнем двадцати лет! — рявкнул Генрих. Затем он, вроде бы как, справился с собой, и, хотя ясно было, что он хочет сказать что-то еще, Генрих Робертович сжал губы в тонкую полосу и смолчал.
Вот уже третий час отряд двигался по лесным тропам, медленно поднимаясь в гору. Они шли, растянувшись недлинной цепочкой, ощетинившейся черными блестящими дулами разнокалиберного оружия. Дикие ведьмы (молодая толстушка Марта из рыбацкой деревни у подножия горы и тощая, пожилая Нина из горного села на западе) идти первыми отказывались, потому замыкали отряд, и Камориль, оглядываясь, видел, как женщины то и дело осеняют себя знамением пламенным — проводят руками по лбу, губам, скрещивают ладони напротив сердца и затем снова целуют их. Некромант до сегодняшней ночи никогда не видел диких ведьм, и, уж тем более, ни разу не ходил в церковь Потерянного, а оттого странные, и, на вид, бесполезные манипуляции пожилых женщин приводили его в замешательство. Впрочем, это была всего лишь капля в море всего того, что мешало ему наслаждаться летней ночью, яркими звездами и дыханием близкого, уже вдоволь нагревшегося моря.
Камориль сжимал в правой руке тяжелый, кажущийся полностью бесполезным пистолет, выданный ему Генрихом после того, как отряд десантировался в десяти километрах от намеченной цели. Камориль ни разу еще не держал в руках огнестрельного оружия, пользоваться им не умел и только боялся, как бы не вывихнуть себе пару нежных длинных пальцев из-за отдачи, ежели вдруг ему на самом деле придется стрелять.
Переход уже несколько утомил непривычных к физической нагрузке магов, но никто не жаловался. Никто вообще ничего не говорил, хотя соблюдать тишину при таком ветре казалось бессмысленным. Лес, густея, принялся дышать громче, и шелест листьев, переплетаясь с журчанием множества мелких ручьев, сбегающих к морю, начинал все больше напоминать странную песню, исполняемую хором неупокоенных призраков. Деревья становились выше, подлесок редел. Кроны застлали звезды, и стало совсем темно.
Камориль казалось, что он спускается по морскому дну в какую-то безымянную впадину, или, что примерно равноценно, снисходит в некую подложку мира, в исконную тьму, туда, где рождаются все самые страшные человеческие кошмары и откуда в мир прорываются монстры, рожденные израненной фантазией спящих сумасшедших. И тот факт, что для того, чтобы в эту дыру спуститься, отряду приходится подниматься наверх, нисколько не умалял ощущения «сошествия». Наоборот, чем выше уводили их горные тропы и чем прохладней становился воздух, тем четче Камориль осознавал, что это никакая не операция по зачистке территории. Это пятнадцать глупцов, поставивших на кон само свое существование, проживают, возможно, самые пронзающе-значимые часы своей жизни. Что правда, последние. Прямо сейчас их всех затягивает в водоворот, из которого им не выплыть.