— Ты знать не знаешь, о чем я плачу, — сказала она.
— Куда уж мне, — хмыкнул я. — Тогда, может, ты мне расскажешь, о чем?..
Мари смотрела куда-то в пол. Потом подняла на меня заплаканные глаза и ответила:
— В тебе совсем нет того, на чем люди вместе держатся.
Я опешил. На секунду. Мало того, что я не понял, что она имела в виду, так еще и сказано это было… довольно жестко. Агрессивно даже, пожалуй.
— В смысле?.. — тупо переспросил я.
— В тебе нет понятия «мы», — ответила Мари. — Ты… я… подумай об этом. Это тебе мешает жить. Именно это.
— Вот как…
Я был в растерянности.
Мари перестала смотреть на меня и скосила взгляд куда-то вбок. Было видно, что она хочет сказать что-то еще, но не решается. Наконец, она произнесла, теребя многострадальный подол:
— А у… а у него… есть.
Слова прозвучали глухо, почти неслышно, очень как-то несмело.
— Что есть? — спросил я, ничего уже не понимая. — У Эль-Марко, что ли?
— Он сейчас… он сейчас все решит, нам поможет, но он… он потом… он потом с тобой останется. Потому что ты и я — мы в разных весовых категориях, — продолжала Мари, — девушка и друг. Я, что ли, не понимаю. Понимаю я все. Тридцать лет и три дня. Никаких шансов. Против тебя — ни-ка-ких.
Она смотрела на меня голубыми своими глазами, — какие, на мой взгляд, вовсе не предназначены для слез, — и во взгляде этом девичьем, яростном, плескались ревность и отчаяние, перемешанные напополам со смертельным страхом.
— Так ты об этом, что ли, плакала? — спросил я просто.
Мари ничего не ответила, — отвернулась.
— Ну, тогда ты зря это, — сказал я. — Во-первых, все будет хорошо. Во-вторых, Эль-Марко на самом деле тот, кем кажется. Он не играет — не его это. И с тобой не играет. Я чем угодно могу поклясться в том, что он с тобой искренен.
— Это ты так думаешь, — ответила Мари, не оборачиваясь.
— Слушай… Мужчины — они не такие уж другие, — попытался объяснить я. Нет, я понимал, конечно, что говорю не слишком связанные друг с другом вещи, но тогда мне это казалось правильным. — Совсем такие же, по сути. У каждого есть сердце. И хочется им точно того же. И мы Эль-Марко одиночества не разбавляем. И ты же понимаешь, что он, вообще-то, может… довольно легко… ну… — я замялся.
Мари даже обернулась.
— Может что? — спросила она.
— Ну, он — не я, — я поджал губы, — он — нормальный. Человек. Сдержанный, уверенный в себе. Взрослый он. Я видел, как Эль-Марко взрослеет, своими глазами. И как принимает жизненные уроки. Достойно. Достойно он их принимает, короче. Ну так вот, он, теоретически, мог бы снять свою тельняшку, волосы состричь, и даже зрение себе вылечить — но он почему-то предпочитает оставаться молодым… И точно так же он мог бы давно уже быть с кем-то. Но он все кого-то ждал. Может быть, тебя?..
Мари улыбнулась. Улыбка ее была грустной и тусклой.
— Ты еще больший… романтик, Мйар, чем я могла бы предположить, — сказала она.
Я смолчал. Она хотела сказать «дурак?» Я смотрел на нее и пытался понять, о чем она думает. Мари как будто бы хотела что-то еще мне поведать, но снова не решалась. Потом все-таки произнесла:
— Ну, хорошо. Представим. А как же все те женщины, что были до?..
— Я где-то слыхал, что опытный мужчина — алмаз в пыли, — я решил блеснуть цитатой из читанного на досуге глянцевого журнала. — Ну и, судя по тому, что я слышал, разобраться, кто там был прав, а кто виноват, довольно затруднительно… И вообще, с чего ты взяла, что кто-то с кем-то останется?..
— Ну, как же. Камориль хочет убить этого своего Зорею. Ты хочешь вернуть память. Никс хочет найти Ромку. А я ничего этого не хочу. Ты нашел бабу Пашу и теперь все, чего я хочу — это добраться с ней вместе до городской квартиры, и чтобы нас никто больше не трогал.
— Не могу осуждать тебя за это желание, — ответил я. — История с этим всем, конечно, малоприятная. Но, даже если наши пути здесь разойдутся — это же не значит, что мы больше никогда не увидимся, так?..
— Как знать, — проговорила Мари.
Я вздохнул. Ну, она хотя бы больше не плачет. А тоска у нее на сердце оказалась черней, чем я думал. Когда такая юная девушка успела настолько разочароваться во всех и вся? И они что — все одного и того же боятся? Никола, помнится, ревела примерно по тому же поводу… Страх не быть выбранным. Не стать избранным… Даже если ты уже и так, по сути, совсем не прост.
И самым удивительным в этом всем был тот факт, что меня самого — отпустило. Я стал чист и спокоен. По крайней мере, в отношении Мари. Я еще точно не понял, как к этому всему относиться, тем более, что сейчас есть темы для беспокойства и поважней личных треволнений. Но в глубине души я знал — ее сказка не про меня, хоть я и сыграл в ней небольшую роль. Что ж, уже хорошо. Как там было? Главное — участие, да?.. И, будь оно все неладно, но… неужели я всегда это знал? Ну, про то, что все это — не обо мне… Знал с самого начала, но верить отказывался… накрутил себе всякого. Размечтался. Напланировал чего ни попадя.