Поиграл, стало быть, в «дочки-матери».
И выиграл.
Мйар рассказывал, что на протяжении всего периода его «взросления» — а именно, те четыре года, что он провел в лагере, ему, так или иначе, внушалась идея о том, что он должен преломить ход войны, сделать так, чтобы «наши» победили. А «чужие», соответственно, проиграли.
Но наличие в нем души исключительного чародея не гарантировало стране победы. Наличие души — это как наличие резерва, этакий запас мощи, позволяющий при правильном с собой обращении творить немыслимые дела. И для того, чтобы осуществить то, для чего предназначен, Мйар должен был сначала найти свою суть, а потом — узнать «слова».
И Даньслав почему-то верил, что Мйару это удастся. И говорил ему, мол, если не сможешь сделать так, чтобы мы выиграли — сделай так, чтобы проиграли все.
Но это всё ладно, это же не лирика, а факты. Факты пресны. А история без лирики не обошлась.
Возможно, как раз эта ее часть и является основой, костяком, камнем преткновения. То есть — что та война существу юному и совершенному, каким Мйар был тогда? Ну да, да, было ему от «рождения» четыре года. И потому совсем не удивительно, как он воспринял то, что случилось.
Камориль отвлекся от мыслей о Мйаровом прошлом, задумавшись, как он сам попал на кровать, если заснул, вроде бы, в кресле. Неужели Мйар перетащил? С чего бы ему проявлять такую заботливость… И где он сам, в таком случае?
Некромант прислушался: никто нигде не шумел. Значит, Мйар или спит еще, или его в доме нет.
И всю эту историю — с походом на Север, с рассказом о том, как на руках его умирала, захлебываясь кровью и ядом, любимая женщина — Мйар вещал спокойно, на диво мирно, чуть ли не с отсутствующим выражением лица. Его все эти страсти более не трогали. Он, что ли… вырос?..
Но, в то же время, он был решительно настроен убить Варамиру еще раз.
Стало жарко. Камориль откинул одеяло вбок. Сел на кровати, нащупав пятками прохладный деревянный пол.
Ему подумалось, что в Мйаровом жилище, все же, довольно уютно, хоть и просто, и дёшево.
Значит, при разгроме лагеря-лаборатории Мйару, Даньславу и Варамире удалось сбежать. Притом, что, по идее, в случае проникновения врага внутрь, все живое там должно было погибнуть. Такая вот, вроде, перестраховка — чтобы наработки ученых и магов не достались врагу. Но убежать удалось не только Мйару и его «опекунам», но еще и многим другим тварям — вот, например, Вере, которая прихватила с собой Лунь, эту мерзкую моль-переросток.
И Даньслав, прежде, чем отправиться на юг и найти себе новый дом в городе у моря, сказал Мйару, чтобы тот отправлялся на далекий север, искать «слово» и свою суть.
Мйар говорит, что сутью его оказалось огромное дерево — северный золотистый кедр. Такие деревья в высоту достигают шестидесяти метров, а диаметр ствола бывает от метра до трех. Именно этот кедр в свое время и посадил тот исключительный чародей, вместилищем чьей души Мйар оказался. И кедр этот был его сутью… нет, основным и главным вместилищем, этаким сосудом для силы, которая томилась там, скованная, разделенная, все то время, что чародей был мертв.
Выходит, дерево и было душой? Или душа была как-то привязана к этому дереву? Мйар говорит, что дерево оберегало утраченные душой связи и было как бы «якорем» того чародея- и понимай его, как знаешь.
А еще Мйар сказал, что этот кедр стал и его «якорем» из-за действий судьбоплета.
Этот момент Камориль понял не до конца. Вроде как, Мйар сказал, что Даньслав «привязал» его к этому дереву. Не его самого, а как бы его судьбу. И что Мйара будет очень непросто убить, пока дерево стоит. А что будет, если дерево умрет? Сколько живут такие деревья?
Камориль обнаружил на тумбочке у кровати свой телефон. Вышел в сеть, нашел информацию о золотистых кедрах. Значит, шестьсот-восемьсот лет.
Очень даже не мало. Хороший целитель — и тот, если ему позволят, себя до такого возраста не «дотянет».
А что же будет, если кедр срубят? Мйар ответа не знал, но подозревал, что это может значить и его собственную смерть. Тогда, ночью, когда они шли по полю и Мйар рассказывал о том, что вспомнил, он глянул на Камориль с кривой усмешкой и произнес: «Когда мне это всё начисто надоест, я знаю, как мне следует поступить».
Мйар рассказывал свою историю не по порядку. Он все кружил вокруг да около, выхватывая из нее куски, то пускаясь в описания мелких деталей — будь то узор на платье северной колдуньи или снежный закат у неких безымянных гор, — то говорил просто, скупо и в общем — о том, например, как вершил свое справедливое возмездие и по одной резал глотки парламентариям неприятельской стороны.