— Помню, конечно, — ответил Мйар.
— И мои песни — мою любовь и мою печаль, — растащили по норам голодные юные души, присвоили, переварили, заклеймили своей. Они думали, это про них. Ты понимаешь?
Мйар сгреб Камориль в охапку. Обнял, уткнувшись некроманту в мокрые волосы над ухом, и крепко к себе прижал.
— Ну чего ты такой дурак, Камориль, — проговорил он. — Как насчет самоуважения и прочего?..
— Так не помогает же.
Они стояли, обнявшись, под весенним дождем, а за ними бушевало растревоженное море, бурля и пенясь.
— А о чем ты грустил тогда, у маяка? — неожиданно спросил Мйар.
Камориль, отстранившись, оттолкнул его и отвернулся. Молчал, пытался привести в порядок мысли, дыхание и сердцебиение.
— Я тоже умею бояться, Мйар, — сказал он, наконец, после полуминуты раздумий. — Очень даже. Тогда я подумал, что поцелуй — это точка в наших отношениях, после которой последует твое отдаление. Но потом я взглянул на вопрос иначе.
Камориль обернулся.
Мйар смотрел на некроманта, опираясь на камень, что был ему примерно по пояс. Мокрые волосы облепили его плечи, шею и лоб. Влажная одежда натянулась острыми складками, потемнев, подчеркнула структуру гармонично развитого тела. По плечам, шее, ключицам и груди его непрерывно стекали капли дождя, оставляя за собой блестящие водяные дорожки. Разглядывая Мйара бесстыже и напрямик, Камориль продолжил:
— Я тогда испугался втройне. Я допустил мысль, что, возможно, все как раз таки наоборот, и ты начинаешь открываться и поддаваться мне. И, знаешь, когда я представил, что же будет дальше… Это был совершенно иррациональный страх. Я думал, а как же оно будет, и не иллюзия ли моя к тебе привязанность. Что, если эта иллюзия, дающая мне силу жить, рассыплется пеплом? Что, если я сам себя обманул, и мы с тобой вовсе не связаны судьбою, и не подходим друг другу, как составные комплиментарные цвета? Я испугался момента, когда стрела отыщет цель и разобьет ее, словно стекло. Испугался мига превращения журавля в синицу. Я побоялся, что сам окажусь недостаточно хорошим для тебя, недостаточно надежным, недостаточно глубоким, недостаточно сильным. Этот страх меня ошеломил. Примерно то же самое я чувствую сейчас — только теперь мне… еще страшнее. Востократ.
Мйар ничего не отвечал — просто смотрел. Потом собрал волосы, разметавшиеся по плечам, откинул назад. Стянул с себя мокрую майку и бросил ее на камень рядом.
— Иди сюда, — сказал он. — Ну. Ближе.
Камориль, недоверчиво щурясь, сделал шаг вперед, оказавшись на расстоянии в полметра от Мйара. Тот вытянул руку и, зацепившись пальцами за ремень, привлек Камориль к себе. Мйар обхватил ладонями бока некроманта. Потянувшись, поцеловал его чуть выше хитинового корсета. Глянул снизу вверх зелеными своими глазами, в которых Камориль прочел что угодно, кроме даже легкого намека на стыд.
— Ты играешь с огнем, — произнес некромант, — Мйар, я предупреждаю…
Мйар привстал со своего камня, оказавшись снова выше Камориль, и, придерживая его за талию одной рукой, провел другой черту по его щеке:
— Сегодня я хочу, чтобы ты касался меня дольше мгновения, — сказал он.
А потом, приподняв, развернул и уложил Камориль на камень, холодный и пологий. Сам оказался сверху. Уткнувшись в лоб некроманта своим лбом, он некоторое время смотрел ему в глаза, а потом, так и не поцеловав в губы, прижал его талию к себе так, что даже чуть-чуть приподнял, втянул по-животному запах, рукой провел снизу вверх по бедру. Потом спустился чуть ниже и слегка прикусил Камориль правый сосок, нежно массируя пальцами левый.
— Да что ж ты делаешь, Мйар, — запоздало попытался возмутиться некромант. — У меня же сейчас руки полезут… А на меня… небо падает.
И он правда видел, как на него надвигается небо, низвергаясь вниз тысячей сверкающих капель. Камориль перевел взгляд на свое тело, и увидел теперь, как губы Мйара обхватывают его сосок, который и так был твердым из-за холода, а потому особо чувствительным. К делу подключился язык, теребя затвердевшую плоть.
Мйар отвлекся от своего занятия, переключившись на шею некроманта: он целовал ее и покусывал. Снова чуть-чуть отстранился, чтобы взглянуть Камориль в глаза.
— Какой ты… жаркий… — прошептал Камориль. — Я всегда гадал, каким же ты будешь, если будешь… любовником, и всегда засыпал, не успевая представить себе…