Вскоре вернулся Рин и Никс поглядела на него затравленным зверьком.
— Ты чего? — спросил он. — Вино будешь?
— А мне… — Никола запнулась. Прочистила горло, продолжила нерешительно: — Мне можно?
— А ты что, еще не пила никогда спиртного? — недоверчиво покосился на нее Рин. Запрокинул бутыль, сделал большой глоток. Красная струйка потекла у него между щекой и подбородком, и он вытер ее запястьем.
— Пила.
— И как? Аллергии нет?
— Нет.
— Сразу убивает?
— Нет.
— Не хочешь, как днем конфеты?
— Да я все еще шокирована немного. От дня прошедшего, от этого твоего способа денег заработать… Слушай, — она поглядела на него прямо, — а ты, что ли, именно так и зарабатываешь? Или как?
Рин улыбнулся, на этот раз нормально.
— Я, кроме прочего, тексты перевожу. В свободное время, — ответил он. — И пишу иногда рекламные всякие. Очень, знаешь ли, интеллектуально обогащает и кругозор расширяет. А это… Это так, крайний случай. Часто злоупотреблять не стоит — приемся, да и охрана бдит.
— Вот как.
Она помолчала. Рин в это время сделал еще один глоток.
— Спасибо тебе, — произнесла Никс, чуть повременив. — Правда.
— Ай, — отмахнулся Рин. — Сочтемся. Лучше на, выпей, — он протянул ей бутыль. — За компанию и единственное мое сольное выступление в этом году. Не бойся, у меня нет коварного плана напоить тебя и воспользоваться каким-нибудь тривиальным образом.
— А ты умеешь, я смотрю, расположить к себе девушку, — хохотнула Никс, все-таки принимая из его рук бутылку.
— И пробудить сарказм, — Рин хмыкнул.
Никс сидела, он стоял напротив, обхватив себя руками, будто бы ему холодно.
— Слушай, ты знаешь, что… — медленно проговорил Рин, и в голосе его смутно читалась такая странная неуверенность, что в нее и не верилось почти. — Ты, пожалуйста, что бы ни случилось… Я понимаю, что о таком странно просить, но все-таки. Ты нормально ко мне относись. Я просто человек. Не думай чего-то сверху, пожалуйста. И… и хуже тоже не думай.
Никс даже оторвалась от изучения винной этикетки. Подняла взгляд на Рина. Попыталась понять, шутит он или нет. И разве ж она как-то по-особенному с ним себя вела? Да и разве есть ему, с чем сравнивать? С фанатками своими он ее попутал, что ли? Но вместо того чтобы эти вопросы задавать, Никс ответила, как умела, искренне:
— Да я и не думала… как бы.
Ветер перекинул несколько прядей Рину на лицо, и он, достав из кармана черный шнурок, завязал волосы в хвост.
— Тебе холодно? — спросила Никс, решив, что после такого его заявления имеет право на чуть более личные вопросы.
— Немного, — Рин кивнул. Вздохнув, поторопил: — Ты пей давай, пей. Первый курс — он сложный самый, это тебе всякий скажет. А тебе уже завтра предстоит начало трапезы, фигурально выражаясь.
— Это ты про печально известный гранит науки? — предположила Никс, все-таки сделав первый небольшой глоток. Вино оказалось сладким и густым.
— Так точно. Посему, я считаю, стоит расслабиться перед забегом. Снять, так сказать, стресс.
Никс отхлебнула еще и посмотрела на него с прищуром: причинно-следственные связи он, что ли, как-то по-своему понимает, по-особенному? Ежу ведь понятно, что… а, Потерянный с ним. Вино вкусное, с одной бутылки им особо не нахлебаться, а значит, и правда, отчего бы тогда и нет?..
— Пошли на ту сторону мыса, — вдруг предложил Рин.
Никс повернулась немного вбок и окинула взглядом черную громаду скалы, частично застроенную невысокими домиками. Она знала откуда-то, что давным-давно на месте этой скалы стояла самая настоящая гора и была выше своего ныне существующего остова намного, но с десяток столетий назад основная каменная масса ушла под воду. Так и образовался высокий хмурый утес между двух заливов. Заметный издалека, он выдавался в небо острым треугольным клином, словно гигантская голова неизвестной каменной птицы, и волны подтачивали его потихоньку, да все никак не могли одолеть.
— А что там, по ту сторону? — спросила Никс.
— Еще один способ добраться домой, — ответил Рин весело. — И пещера с летучими мышами.
— Ну, раз пеще-ера, — протянула Никс, поднимаясь с пандуса, — тогда что уж тут. Тогда пойдем.
Никс взяла шляпу и бутыль с вином, Рин подхватил гитару, и они двинулись по слабо освещенной набережной в ночь, что еще темней.
Говор засыпающего города остался позади, утонув в шумном морском шепоте, мерном, завораживающем.