Выбрать главу

Никс попрощалась с Эль-Марко, пожелала ему удачных поисков и завершила звонок.

— Телефон, значит, на месте, — констатировал Рин.

— Повезло, — откликнулась Никс безэмоционально, все еще обдумывая рассказ Эль-Марко.

— Вот и отлично.

Рин поднялся с табурета и прошел к холодильнику. Притащил стопку цветастых бумажек-стикеров и гелевую ручку. Стал что-то писать, а потом рисовать.

— Что это? — спросила Никс.

— Карту тебе рисую. Вот, смотри. Это — мой дом. Это — центральный проспект, видишь? Вот тут, возле площади — университет, а вот тут, на холме — твоя академия. Если спускаться вниз и перейти через парк, и тут вот через речку где-нибудь, то выйдешь на перекресток, на нем — направо, и вот в этой пятиэтажке на третьем этаже и живет та моя знакомая. Кстати, ей я тоже уже звонил, все в порядке. Придешь туда — наберешь ее, она сегодня дома целый день, впустит тебя.

— Спасибо, — протянула Никс, забирая ярко-розовую бумажку и вглядываясь в причудливые каракули, украшенные аляповатыми вензелями.

— Как насчет сытного холостяцкого завтрака?

Частные дома кончились, кончился и покосившийся серый забор. Впереди Никс узрела знакомый уже филиал академии — то самое странное старинное здание, ветхое на вид, причудливо выкрашенное блоками в разные вылинявшие цвета, а внутри больше похожее на лабиринт, чем на учебное заведение.

Издалека было видно, что у входа толпятся в изобилии люди.

— Ну, вот и академия, спасибо, что проводил, — сказала Никс, обращаясь к Рину.

— Дальше не надо? — спросил он как-то загадочно.

Никс замялась.

— Ну, и вообще спасибо. Ты мне очень помог. Даже и не знаю… даже, наверное, я теперь твой должник.

Всю дорогу от дома на холме, что в старом городе, до здания академии они разговаривали. Разговор был легким и ни к чему не обязывающим, и, на удивление, клеился. Рина внезапно заинтересовало, какой же факультет из предложенных гильдией выбрала Никс, и та не смогла удержаться и стала рассказывать с горящими глазами, как она благодарна судьбе хотя бы за эту поблажку, и как надеется, что сможет преуспеть в выбранном направлении. Она рассказала о гончарном кружке, который посещала, еще учась в Змеиной Косе, и о своих попытках выжигать по дереву, и про бусы из обтесанных морем стеклышек и ракушек, которые делала в детстве. Она пожаловалась на жутко сложную часть вступительных экзаменов, когда ей пришлось впервые в жизни брать в руки кисточку и акварель, и что в итоге получилось даже не слишком плохо, по крайней мере лучше, чем у трети абитуриентов, но, конечно же, нестерпимо хуже, чем у тех, кто с очевидными способностями к этому делу. Рин одобрительно кивал и говорил, что это довольно необычно, и он почти не знает людей, поступивших в учебное заведение по зову сердца, особенно в столь юном возрасте. Никс отвечала, что это из-за того, что жизнь в Змеиной Косе неторопливей, чем в городе, и что у нее было много свободного времени для того, чтобы кое-чему научиться, да и к тому же излишняя социализация ей тоже не мешала, отчасти из-за специфики поселка, но по большему счету из-за ее собственного характера.

— Да ты ж вроде достаточно открытый человек и общительный, разве нет? — удивился тогда Рин.

— Слишком, — мрачно сказала Никс. — Я вспыльчивая, если ты еще не заметил. Немногие могут меня терпеть. Марик говорит, что это из-за проклятия, а мне-то какая разница, из-за чего? Один друг как-то раз сказал мне, что эмоциональность — это вкусно, это хорошо. Как курица. Все, мол, любят курицу. Но если тебе ее целую в рот суют, то тут уж не до любви… Ох. Как-то так.

Рин не стал затевать формального спора насчет наличия в мире вегетарианцев, но сказал, что в городе есть несколько специализированных магазинов с фурнитурой и прочими товарами для рукодельниц — он там золотые пуговицы для сюртука брал. А потом поведал, чего в городе есть еще такого хорошего, за что его можно любить и не желать из него никуда деваться.

И вот теперь они стояли метрах в сорока от здания академии, и пауза как-то неприлично затянулась.

Никс не выдержала первой.

— Рин, я никак не помогу тебе стать ближе к нашему общему знакомому некроманту! — выпалила она, даже зажмурившись.

Рин молчал. Никс приоткрыла левый глаз, увидела, что он не злится и не убежал, и даже не слишком удивлен, и затем открыла второй глаз.