Никола пририсовала к законспектированному с доски квадрату с разноформатными композиционными пятнами усы, лапы и хвост, чтобы наверняка не быть как они. А они, только лектор вышел за дверь, решили не ограничиваться косыми взглядами и возникли прямо перед столом Николы.
Две юные девы нетерпеливо перебирали пальчиками по крышке столешницы, ожидая, когда Никс на них посмотрит.
— Вы чего? — спросила она, таки подняв взгляд.
— Привет, — сказала одна, с мышастым каре, — меня зовут Клер, а это Ксю. Мы видели тебя с утра с вокалистом из "Негорюй". Вы встречаетесь?
Ксю покраснела от шеи и до лба. Никс, было напрягшаяся, откинулась на спинку стула и глянула на девиц, как на умалишенных. Вздохнула. Произнесла голосом, не предвещающим ничего хорошего:
— А вы с какой целью интересуетесь?.. Я не…
— Да ладно, не отнекивайся, мы все понимаем, — перебила ее Клер. — Мы сами его очень любим, как настоящие поклонницы творчества, и понимаем, как это, и почему ты отрицаешь вашу связь.
— Это очень правильно! — поддакнула Ксю, снова краснея.
— Вряд ли кто-то вообще отказался бы…
Никс захлопнула тетрадь и поднялась, как никогда жалея, что ей не хватает роста, чтобы такого рода жесты выглядели эффектнее. Взглянула на девушек исподлобья, добрых десять секунд отлавливая на подходе опасные и колкие слова, вот-вот готовые сорваться с языка, наверняка способные превратить ситуацию из нездоровой и неприятной в еще более компрометирующую, но больше сдерживаться не смогла.
— Знаете что, — произнесла она твердо, — между мужчиной и женщиной… девушкой то есть, — возможна дружба. Такое понятие, как дружба. Чем, по-вашему, мужчины от нас отличаются? Да ничем. Точно такие же они. И, собственно, я не знаю, чего вы там себе понапридумывали, но Рин мне — друг. И все, и вообще, это, как бы, не ваше дело. Да?
Девчонки вздрогнули, а потом закивали, как игрушечные болванчики, и Никс показалось, что они вообще ничего не поняли из того, что она сказала. Разве, может, испугались слегка, встретив такой ответ. Ну, хоть не смеются, и то хорошо, а ведь могли бы — в качестве естественной защиты от стресса юные самочки человека так часто делают.
Никс сунула общую тетрадь под мышку и двинулась прочь из аудитории.
Выйдя в прохладный коридор, она досадливо прикрыла себе рот ладошкой. "Друг?"
Ах вот как, значит. Уже друг. За один день из этого мутного типа, с которым не стоит иметь дел никогда-приникогда, успел эволюционировать в друга. Талант!
И если предположение этих странных Клер и Ксю — очевиднейший бред, замешанный на гормонах и недостатке мужского внимания, то вот своя собственная реакция Николу удивила, причем изрядно. Нет, Рин ей помог, бесспорно, и был добр с нею — крайне. Но записывать его в друзья рано. Особенно, учитывая то, что он отчебучил напоследок.
Вот вздумалось ему ей щеку трепать! Почему бы не… ну как-то по-нормальному не попрощаться? Пустышки лобызают друг другу воздух рядом с напудренными щечками, настоящие друзья обнимаются крепко, но коротко, парни, забывшие, что такое настоящее волшебство, пожимают друг другу руки. А кто и кого гладит по щекам? Зачем Рин так сделал? Нарочно, что ли? Он что, ее бабушка? Знал, что ли, что эти дуры заинтересуются и полезут расспрашивать? Зачем? Или тоже особо не думал ни о чем и ничего наперед не загадывал?
А Никс надо было просто сказать этим девушкам "нет" или отшутиться как-то, но ни в коем случае их не поучать и не оправдываться. Да можно было пококетничать, мол, "А-ха-ха, как знать, как знать"! Она же выбрала нарычать на девиц. Все, поздно. Первый гвоздь в гроб ее новой репутации заколочен.
Никс решила, что хорошенько подумает об этом позже, а сейчас надо заняться тем, что без нее не сделается никак — навестить Абеляра Никитовича и, собственно, узнать у него, где искать Аниту Совестную, и что это вообще за безобразие такое.
На этот раз деканат оказался открыт, и добрая на вид женщина, отвлекшись на секунду от бумаг, рассказала Никс, где кабинет искомого преподавателя. Никола привычно уже поплутала по этажам, начиная, вроде бы, улавливать какую-то систематичность в хаотичном на первый взгляд расположении аудиторий, и вскоре нашла нужную дверь.
Постучалась, вошла, тут же восхитилась старым, цветастым витражом в окне, с которым замечательно перекликался декор зеркал по обеим сторонам от массивного рабочего стола, приготовилась, собственно, здороваться с Абеляром Никитовичем и… обнаружила кривую ухмылку на плоском, бледном лице Катерины Берсы, расположившейся на стуле у стены. Нулевая элементалистка сидела, вольготно опершись локтем на лакированное дерево столешницы, и попивала чай из кружки тонкого полупрозрачного фарфора, оттопырив костлявый мизинчик.