К его удивлению, на экране возникли совсем другие слова: «Обратитесь к служащему банка».
В банкомате послышалось жужжание. Он проглотил пластиковую карточку.
Питтман от неожиданности широко открыл рот. Что за черт? Наверное, здесь какая-то ошибка. Почему вдруг?
Но до него тут же дошел обескураживающий ответ. Полиция, видимо, обратилась в суд, и его банковский счет заморожен.
Берт оказался прав.
«Ты что, не слышал радио и не смотрел вечерние новости?» — спросил он сам себя.
Питтман быстро прошел по одной из боковых улиц, пытаясь через окна ресторанчиков разглядеть телевизионный экран над стойкой бара. Поскольку «Кроникл» и все остальные нью-йоркские газеты выходили по утрам, у них не было возможности сообщить о том, что случилось с Джонатаном Миллгейтом прошлой ночью.
Единственным источником новостей, которым сейчас мог воспользоваться Питтман, были передачи Си-Эн-Эн. Он уселся в темном углу прокуренного зала и с отчаянием принялся смотреть четвертый раунд боя боксеров, беспокойно ерзая на стуле и совершенно не разделяя восторгов остальных зрителей по поводу неожиданного нокаута.
«Ну давайте же, — думал он, — переключайте на новости».
Питтман уже готов был пойти на риск и привлечь к себе внимание, попросив бармена переключить ящик на канал Си-Эн-Эн. Но не успел подойти к стойке, как бой кончился и началась программа новостей. На экране за спиной ведущего появилась его фотография, сделанная много лет назад, когда Питтман еще носил усы. Лицо не было таким изможденным, как сейчас, иссушенным горем. И тем не менее он поспешно отступил назад, в тень.
— Потенциальный самоубийца, составитель некрологов убивает больного дипломата, — возвестил диктор, явно наслаждаясь зловещим звучанием заголовка.
Ощущая, как холодеют конечности, а где-то внутри становится жарко, Питтман в ужасе слушал диктора, и хотя тот пересыпал свою речь словами «предположительно» или «возможно», тон его не оставлял никаких сомнений в виновности Питтмана. По сообщению полиции Скарсдейла, действующей в сотрудничестве с отделом по расследованию убийств Манхэттена, Питтман перенес нервное потрясение, вызванное смертью сына, и решил покончить с собой. Несчастный зашел так далеко, что даже сочинил свой собственный некролог. Его коллеги сообщили, что он был постоянно углублен в себя и отстранен от реальности, а также имел идею фикс в отношении Джонатана Миллгейта. Его одержимость родилась семь лет назад, когда журналист без всякого на то основания решил, что Миллгейт вовлечен в скандал, связанный с военной промышленностью. Питтман буквально преследовал Миллгейта, и тому пришлось обратиться за помощью в полицию. Нарушение психики привело к тому, что Питтман вновь зациклился на Миллгейте, решив, видимо, убить сначала его, а потом себя. Государственный деятель, уже преклонного возраста, лежал на реабилитации после инфаркта в одной из нью-йоркских больниц. Извещенные об опасности помощники Миллгейта в целях предосторожности перевезли его в особняк вблизи Скарсдейла. Питтман, однако, сумел выследить их, проник в помещение, где находился Миллгейт, отключил систему жизнеобеспечения, что и привело к летальному исходу. Отпечатки пальцев на наружной стороне дверей и медицинском оборудовании принадлежат Питтману. Кроме того, медицинская сестра видела, как он бежал от ложа больного. Чек, выданный водителю нью-йоркского такси, значительно сузил масштабы поисков и сделал Питтмана Главным подозреваемым. Подозреваемый пока на свободе.
Питтман слушал, смотрел, тщетно стараясь унять дрожь. Ему казалось, что он сходит с ума. Несмотря на перемены во внешности, все посетители ресторана наверняка поняли, что им показали его фотографию. Надо бежать, пока не вызвали полицию. Полиция. Питтман вышел из ресторана в полном смятении, низко опустив голову. Никто не пытался его задержать.
"Может, я поступаю неправильно? Может, следует пойти в полицию и все рассказать, объяснить, что они ошибаются? Ведь я не убивал Миллгейта, напротив, пытался ему помочь.
А как насчет того, кого ты прикончил в своей квартире? Он еще там, если дружки не убрали его. Неужели в полиции тебе поверят на слово? Только появись там, сразу окажешься за решеткой.
Ну и что? Там по крайней мере я буду в безопасности. Нагрянувшие в мою квартиру бандиты не достанут меня.
Ты в этом уверен? Вспомни, семь лет назад тебе сломали челюсть не где-нибудь, а в камере в Бостоне. Система безопасности может опять не сработать. Но на этот раз тебя непременно прикончат".
13
Войдя в ресторан, Питтман огляделся: не уставился ли на него кто-нибудь. Но, по-видимому, всем было плевать. Либо они не смотрели телевизионную передачу, либо не связали показанное с ним лично. К тому же здесь никто не знал его имени. Только повар. Но сейчас повару не до него, работы невпроворот.
— Как дела, Мэтт? — спросил он, увидев Питтмана. — Столько времени не показывался, а теперь зачастил, уже второй вечер здесь. Так что скоро наберешь прежний вес. Что будешь есть?
Банкомат проглотил его карточку, и Питтман кисло сказал:
— У меня паршиво с наличностью. Не возьмешь ли чек?
— До сих пор у тебя все было в порядке.
— И еще я хотел попросить у тебя двадцатку взаймы.
— Это за то, что я тебя кормлю? Невысоко же ты ценишь мои кулинарные способности.
— Ну так десятку.
Повар отрицательно покачал головой.
— Неужели дела совсем плохи?
— Хуже не бывает.
— Ты разбиваешь мне сердце, — продолжал повар. — О'кей. Но только для тебя, как исключение. Никому не протрепись о моей слабости.
— Это будет нашей тайной. Я очень ценю твою доброту, Тони. А сейчас дай мне салат, хороший кусок мяса, картофельное пюре, побольше подливки, зеленый горошек и морковь, затем стакан молока и кофе. Кофе, кофе, кофе. После этого мы обсудим десерт. Я просто помираю с голоду.
— Да, ты скоро восстановишь вес. Тебе больше ничего не нужно?
— Нужно.
— Что именно?
— Коробка, которую я дал тебе вчера вечером.
14
Покинув ресторан, Питтман укрылся в ближайшем темном проходе между домами, повернулся спиной к улице, открыл коробку, достал кольт, упаковку патронов и положил в спортивную сумку.
Вдруг кто-то произнес у него за спиной угрожающим тоном:
— Что там у тебя в мешке, приятель?
Питтман оглянулся и увидел обычного уличного хулигана лет двадцати, высокого, с накачанными плечами и наглым выражением глаз.
— Вещи.
— Какие вещи? — В руке парня блеснул нож.
— Например, вот эта.
Питтман навел на него пистолет.
Грабитель поспешно убрал нож и выпалил:
— Не волнуйся, приятель. У тебя в мешке вещицы что надо.
С этими словами он попятился и слинял за угол, а Питтман вернул пистолет в сумку.
15
Парк на Медисон-сквер был изображен на одной из самых знаменитых фотографий Штейхена начала XX века. Снимок воспроизводил место пересечения Бродвея с Пятой авеню и здание, известное под названием Флатирон-билдинг. Фотография была сделана зимой. На конные экипажи падали крупные хлопья снега, а слева, занимая часть снимка, но как будто доминируя на нем (так же, как и Флатирон-билдинг), были видны голые деревья.
Питтман расположился на Пятой авеню, примерно там, где, по его мнению, ставил треногу своего фотоаппарата Штейхен. Хотя зима миновала и уже наступила весна, листьев на деревьях еще не было, и в ночной темноте Питтману казалось, что он перенесся назад во времени и что рев уличного движения сменился приглушенным цокотом копыт по булыжной мостовой.
Питтман пришел в парк за полчаса до назначенного времени. Ему просто некуда было деваться. Подкрепившись, он почувствовал себя бодрее, но прошедшая ночь и день все еще давали себя знать. И все-таки Питтману казалось, что он давно уже не чувствовал себя так хорошо, пожалуй, год не был в такой отличной форме. Даже боль в мышцах доставляла удовольствие. В то же время он понимал, что возможности его на пределе и необходим хотя бы короткий отдых.
Только не здесь, на виду. Он поспешил покинуть место, где когда-то стояла камера великого фотографа, и укрылся в тени деревьев, там, где на тропинках виднелись скамьи. Во тьме его можно было принять за бездомного бродягу, слоняющегося по парку в поисках ночлега.