— Был свидетелем организованного вами убийства отца Дэндриджа.
— Нечего было совать нос не в свои дела.
— Ни при каких обстоятельствах он не разгласил бы тайны исповеди.
— Это по-вашему. А я не раз встречал дипломатов, которые намеренно передавали всякого рода секретную информацию своим коллегам, чтобы потом получить те же сведения от третьей стороны. Одному Богу известно, что успел Джонатан наболтать священнику, но уверен, исповедь на смертном одре явилась бы для нас настоящим ударом. Находясь в больнице, Джонатан не переставал твердить, что должен увидеться с отцом Дэндриджем. Ему, видите ли, требовалось облегчить свою совесть. — Последние слова он произнес с нескрываемым презрением. — Затем из Министерства юстиции просочилась информация о том, что расследуются слухи о тайном плане закупок ядерного оружия в бывшем СССР, где Джонатану отводилась роль посредника.
— Посредника? Хватит играть словами. Вы прекрасно знаете, что Джонатан Миллгейт был торговцем оружием, — с отвращением заявил Питтман. — Оружием самого худшего типа. Что могло служить ему оправданием?..
— Безопасность мира! — негодующим тоном воскликнул Гэбл.
— Именно. Это был ваш главный козырь. Ваш и ваших дружков! Вы то и дело с ним возникали.
Безопасность мира. Клялись, что служите человечеству, а старались только для собственной шкуры.
— Неужели вы настолько наивны, что верите, будто с распадом Советского Союза исчезла коммунистическая угроза?
— Я совсем не наивен. В Боснии, где идет кровавая бойня, может произойти все что угодно. Да и в бывшем СССР тоже. Неизвестно, как поведут себя там республики после десятилетий гнета. Не ударятся ли в другую крайность?
— Имея при этом доступ к ядерному оружию, за которое ни бывшее правительство, ни распадающаяся армия не несут ответственности. — Как бы в подтверждение своих слов Гэбл сделал энергичный жест. — В случае прихода нового «красного» правительства не исключено использование им для укрепления своей власти ядерного оружия. Что же плохого вы видите в предотвращении подобной угрозы?
— В вашей интерпретации ничего. Но я слишком долго был репортером, чтобы не уметь читать между строк.
— О чем это вы?
— Обвинения Министерства юстиции весьма специфичны. Джонатана Миллгейта подозревали в скупке оружия. К сожалению, он не собирался субсидировать его уничтожение на территории России, — нет, он скупал его. А зачем, черт побери! Чтобы уничтожить в США, переправив через океан? Слишком дорого! И слишком опасно! Шутка ли, такое количество боеголовок! К тому же, кто платит за оружие? Правительство Соединенных Штатов? Не похоже. Для любого члена кабинета подобная сделка явилась бы политическим самоубийством. Итак, вам предстояло решить две проблемы: как оплатить оружие и что с ним делать после того, как оно станет вашей собственностью. Мысль эта не давала мне покоя с того самого момента, как я узнал, что Миллгейт под подозрением. Но при некотором размышлении я понял, что вы оплачиваете оружие вырученными от его перепродажи деньгами.
Гэбл искоса взглянул на Питтмана:
— Я потрясен, мистер Питтман.
— Вряд ли это можно принять за комплимент.
— Нет, я действительно поражен. Вы поняли всю гениальность операции.
— Гениальность? — Питтман ушам своим не верил.
— Угрозы атомной войны со стороны бывшего СССР больше не существует, — безапелляционно заявил Гэбл. — В то же время появляется возможность поддержать баланс сил в других регионах. Не секрет, например, что Северная Корея предпринимает отчаянные попытки создать ядерное оружие. Каков результат в случае успеха? Северная Корея устанавливает контроль над Юго-Восточной Азией. Представьте, что Южная Корея тоже получает ядерное оружие. Возникает патовая ситуация. Обе Кореи уравновешивают одна другую.
— Нет. Уничтожают одна другую. И вовлекают в ядерный конфликт остальной мир, — возразил Питтман.
— Вовсе не обязательно. — Эмоциональный накал разговора повлиял на Гэбла не в лучшую сторону. Он ссутулился и, буквально задыхаясь, глухим голосом произнес: — Ради спасения мира можно пойти на небольшой риск.
— А заодно увеличить свой банковский счет? Какое лицемерие. Прикидываетесь радетелями нации, а сами получаете кругленькие суммы от военно-промышленного комплекса. И это начинается с сороковых, с антисоветской кампании и вплоть до скандала Иран-Контрас. Бедные налогоплательщики! Сколько средств выудили у них на вооружение Ирака, чтобы противопоставить его Ирану? Вы посоветовали США начать войну с Ираком и получили за это кучу денег от промышленников.
Ярость заглушила в Гэбле боль, и он снова принял надменную позу.
— Я не собираюсь обсуждать с каким-то репортеришкой тонкие нюансы внешней политики. Вы не имеете доступа к секретной информации и не знаете, сколько переговоров весьма деликатного характера я провел, сколько соглашений заключил. И все на благо Соединенных Штатов.
— Вот-вот. Секретность — старая песня. Хорошо иметь под рукой тайну и обогащаться за ее счет в результате развязанной войны или удачной сделки с оружием.
— Эти проблемы — выше вашего понимания, — заявил Гэбл. — Вы здесь с единственной целью — каким-то образом разрешить наши противоречия и сгладить впечатление от разрушительного эффекта вашего ничем не оправданного вмешательства в дела, не имеющие к вам никакого касательства. Итак, возвращаюсь к главному. После утечки информации о якобы причастности Джонатана к покупке оружия в России можно было ожидать, что репортеры появятся в больнице очень скоро, через несколько часов, а то и минут, в надежде, что Миллгейт сделает заявление. Поэтому и пришлось вывезти Джонатана из больницы, чтобы он не сказал журналистам то, что намеревался поведать священнику. Вы последовали за ним в Скарсдейл. Проклятье! Что вы делали в его комнате? Не войди вы к нему...
— Трубки оторвались от игл, введенных в вены. Прекратилась подача кислорода. У Миллгейта начались судороги. Казалось, он вот-вот умрет.
— На этом и строился наш расчет, — едва скрывая раздражение, процедил Гэбл. — Я и мои коллеги уже простились с ним. Все, кроме медсестры и доктора, вышли из комнаты. Они отключили систему жизнеобеспечения. И тоже ушли. Джонатан, так или иначе, был обречен на смерть. Тут появились вы и подключили систему. Миллгейт наконец получил возможность исповедаться. Не войди в этот момент в комнату медсестра, мы так и не узнали бы о его предательстве.
— Если бы на этом остановиться... — пробормотал Слоан.
— Мы не могли, — отрезал Гэбл. — Этот человек, как нам стало известно, — он ткнул пальцем в Питтмана, — стал свидетелем того, что мы сделали с Джонатаном, и при желании мог нас уничтожить. Один из сотрудников охраны, ехавший на автомобиле сопровождения, обратил внимание на такси, следующее за машиной «скорой помощи». Прибыв в поместье, он сразу же доложил мне о такси, и я отправил его на поиски подозрительной машины. Такси он догнал, но пассажира, естественно, там уже не было. Однако водитель показал чек, которым тот расплатился. Представьте нашу тревогу, мистер Питтман, когда мы, изучив ваше прошлое, установили, что вы были репортером. Что нам оставалось делать? Позволить вам сочинить статью о том, как мы пытались умертвить своего друга, и о том, что он вам открыл? Бесспорно, нет! Но, по счастью, у нас имелась иная возможность. Наше расследование показало, что семь лет тому назад вы преследовали несчастного Джонатана и что недавно у вас произошел эмоциональный срыв. Свалить на вас вину за смерть Джонатана оказалось совсем не сложно. В наших руках был чек, который вы столь опрометчиво дали водителю. Отпечатки ваших пальцев обнаружили как на ручке двери, ведущей в комнату, где находился Миллгейт, так и на приборах жизнеобеспечения. Стремясь во что бы то ни стало осуществить свою личную извращенную вендетту против Джонатана, вы убили его, чтобы потом покончить с собой.
— И если бы вашим людям удалось, они посодействовали бы мне в этом?
Гэбл изящно развел руками.
— Конечно, если бы полиция их не опередила. Но у меня имелись возможности организовать ваше самоубийство и в камере.
— Вы, я вижу, не сомневаетесь в своей способности манипулировать нашей системой для достижения своих целей.