— Значит, этот парень хочет заразить детенышей, скажем, кенгуру и посмотреть, что будет, когда они подрастут?
— В принципе да.
— Что же стало с австралийцем?
— Депортировали по обвинению в уклонении от уплаты налогов и неправильном оформлении разрешения на работу.
Я начал обдумывать сказанное Махиром. И то, о чем он молчал. Даже Джорджия притихла — давала мне возможность поразмышлять. Наконец я спросил:
— А как насчет третьего медика?
— Его записки у меня в чемодане. — Прихлебывая чай, Махир мрачно на меня посмотрел. — Файлы он прочел. Три раза. Потом он позвонил, и мы немного поговорили. Он сообщил, куда переслал свои записи, повесил трубку и застрелился. Если честно, я не могу его осуждать.
Махир сделал новый глоток, а потом продолжил:
— Он заявил, что если бы мы все были храбрее и не так сильно хотели пойти по пути наименьшего сопротивления, то вернули бы Индию еще десять лет назад. — Он поставил чашку на стол и поднялся. — Я устал, Шон. Пожалуйста, покажи мне какое-нибудь спальное место. А пока ты можешь почитать все материалы. Позже обсудим.
— Пойдем. — Я направился к выходу. — Моя комната в твоем распоряжении. Она небольшая, но тихая. Дверь запирается, и тебя не разбудят никакие неожиданные вторжения.
— Это радует, — произнес Махир, поднимаясь следом за мной по лестнице.
И меня почему-то уже не удивляло его присутствие в доме Мегги. Все шло своим чередом. Именно это и должно было случиться. Скоро мы завершим начатое.
Теперь мы стали беженцами. И никто из нас не остановится, пока не придет время.
Книга IV
ИММУННАЯ ПАМЯТЬ
Уж лучше шумиха и пресс-релиз, чем хныканье и тайны.
Да пошло оно все. Давайте-ка повеселимся напоследок.
Мы с Джорджией никогда не знали точных дат своих дней рождения. Врачи могли определить наш возраст, делать научные догадки о том, кем были наши биологические родители, но это уже не имело значения. Мы знали, что родились в 2017 году, ближе к концу первой волны Пробуждения. Тогда большую часть Северной Америки уже отвоевали у зараженных. Так говорили доктора. Джорджия была старше меня примерно на шесть недель. Остальное — мелочи, которые совершенно не важны. Для меня, по крайней мере, главным было другое: у меня была Джорджи, а у нее был я. Мы могли выстоять против целого мира, защититься от всех его нападок. Порой я даже позволял себе дерзко думать о том, что Пробуждение случилось ради того, чтобы мы были вместе.
Нормальное объяснение. Не хуже, чем остальные.
А теперь мне вообще без разницы. У меня уже был один день рождения без Джорджии. Я прожил год, ложась спать и просыпаясь в мире, где нет ее. Все кажется мне бессмысленным без нее. Я всегда немного побаивался того, что сестра захочет покончить с собой, если я умру раньше, чем она. Как-то раз я спросил у Джорджии, переживала ли она когда-нибудь за меня настолько сильно.
«У тебя и так постоянно суицид на уме, поганец», — ответила она и рассмеялась. Но, как выяснилось, она ошибалась. Потеряв ее, я стал гораздо осторожнее. Я тоскую по ней каждый день. Каждую минуту. Но если со мной что-то случится, она никогда не дождется того окончания истории, которого заслуживает. Я отказываюсь проявить эгоизм и погибнуть раньше. Сначала я закончу то, что начала она.
С днем рождения, Джорджи. Ты сделала меня лучше, хотя и причинила мне огромную боль. Никто не был способен на такое. Я люблю тебя. Мне тебя не хватает. И у меня появилось ощущение, что очень скоро мы с тобой увидимся. Я уверен, что у всего этого должен быть конец. И он приближается.
Господи, как же мне тебя не хватает.
Кто тронет Шона, тот тронет и меня. А из нас двоих именно меня беспокоить не стоит. Он убьет того, кто это сделает. А я, в свою очередь, заставлю вас пожалеть о содеянном. Вам придется заплатить.
Вы уж мне поверьте. Я — журналист.
Восемнадцать
— Аларих, ты где?
Молчание. Я недовольно поморщился и предпринял еще одну попытку:
— Аларих!
На этот раз он ответил, и голос из динамика мобильного телефона прозвучал четко и ясно: