«Кому она понадобилась?» – спрашивал бармен.
«Вы ее знаете?» – спрашивала Руби.
«Нет», – отвечал бармен.
«Здоровенная толстая блондинка».
«Зачем она вам?»
«Вы ее знаете?»
«Нет. Зачем она вам?»
«Она моя няня, дубина ты этакая! – взрывалась Руби. – Я хочу забрать ее домой».
«Вот оно что!»
В следующем баре повторялось то же самое.
Так Руби добралась до последнего бара на 22-й стрит. Еще один шаг в западном направлении – и она очутилась бы в неприветливых водах реки Гудзон, точнее, на поверхности реки, поскольку река была настолько сильно засорена отбросами, что жидкость казалась твердью. Еще чуть-чуть – и по ней можно было бы прокатиться на коньках в разгар лета.
Итак, последний бар.
В конце стойки она увидела блондинку, не помещавшуюся на табурете. Ее гигантские ягодицы обволакивали сиденье, совершенно скрыв его из виду. На ней было чудовищное платье в красный и синий цветочек. Руки ее походили на огузки, волосы – на заросли терновника. Руби подумала: даже без этого жира, грязи, уродливого платья, всклокоченных волос, слезящихся глазок, тройного подбородка и рук-окороков Флосси осталась бы уродиной. Нос ее был слишком широк, рот слишком мал, глаза посажены слишком близко. Даже в лучшие годы она была настоящим пугалом.
Руби не обратила внимания на искреннее удивление бармена и на приветствия четырех забулдыг у стойки и направилась прямиком к Флосси, облюбовав соседний табурет.
Толстуха обернулась и уставилась на нее. Руби Гонзалес улыбнулась непосредственной улыбкой, способной растапливать сердца чужих людей, превращая их в закадычных друзей.
– Привет, Флосси! – сказала она. – Хочешь выпить? – кивнув на пустой стакан из-под пива, она вытащила из кармашка, где держала деньги на кабаки, пятерку. В подобных местах открывать сумочку и вынимать мелочь из кошелька значило напрашиваться на неприятности.
– Еще как! – оживилась Флосси. – Роджер! – окликнула она бармена. – Обслужи меня с приятельницей. Разве мы с вами знакомы? – спросила она Руби пьяным голосом. – Вряд ли. У меня не слишком много друзей-чернокожих.
Она с трудом выговаривала слова, речь ее была замедленной, как будто она боялась сказать что-то нелепое или оскорбительное. Как-никак незнакомка собиралась заплатить за ее пиво.
– Знакомы. Нас познакомил Зак.
– Зак? Зак... Ах, да, Зак! Нет уж! Никогда не видела Зака с вами. Зак не любил негров.
– Знаю, – ответила Руби. – Мы не были друзьями, просто однажды занимались одним и тем же делом.
Подошел бармен. Руби заказала два пива. Флосси все еще трясла головой.
– Никогда с вами не встречалась. Иначе я бы вспомнила. Я всех запоминаю, даже самых худеньких.
– Я вам напомню. Это случилось вечером, месяца три-четыре назад. Я столкнулась с Заком неподалеку от Седьмой, где он живет, мы доехали до Двадцать второй на метро, и он сказал, что идет к вам. Мы дошли до вашего дома, вы уже спустились, и мы с вами просто обменялись приветствиями. Наверное, вы собрались в магазин за продуктами.
– Только не с Заком, – уперлась Флосси. – Зак никогда не покупает жратвы.
– Значит, платили вы.
– Наверное. Сначала отдаешь мужчине все, тратишь на него свои лучшие годы, а потом изволь его кормить.
– Как поживает Зак? – спросила Руби. – Давно вы с ним виделись?
– Не хочу об этом разговаривать, – буркнула Флосси.
– Почему? Что он натворил?
Флосси сморщилась, пытаясь сосредоточиться и вспомнить не только проделки Зака, но и его самого.
– А-а-а! – протянула она через некоторое время. – Так он же удрал! Ушел – и с концами. Оставил меня без еды и питья. Бросил! Мне пришлось вернуться на улицу, чтобы добыть пропитание и выпивку.
– Когда это случилось? – спросила Руби. Она подняла стакан, чокнулась с Флосси и пожелала ей счастья.
Флосси выпила полстакана, прежде чем ответить:
– Не знаю. Со временем у меня проблемы.
– Две недели тому назад?
Флосси задумалась, пытаясь представить себе, что такое неделя.
– Типа того. Или месяц. Месяц – это мне знакомо. В сентябре, апреле, ноябре и июне по тридцать дней, а в остальных месяцах по тридцать шесть. Есть еще високосный год – он кончается слишком быстро...
Руби жестом приказала подать Флосси еще один стакан пива и тоже отхлебнула глоток.
– У него сейчас крупное дело?
– У Зака? У Зака никогда в жизни не было крупных дел. Он только пыжился. Сидел в моей квартире, писал свое дурацкое письмо, чиркал, сорил, бросал бумажки на пол. Куда это годится, я вас спрашиваю? Бросать бумажки на мой чистый пол? Дурацкое письмо. Он может только пыжиться...
Ее отвлекло подоспевшее пиво.
– Что он сделал с письмом? – спросила Руби.