— Нет, не могу больше, — не выдержал, однако, Глухов. Ему невтерпеж стало. Еще бы, с обеда ведь ни крошки во рту. И вкалывал столько. — Держи давай, дернем… в животе революция.
Подняли стопки, выпили. Обоих скривило, передернуло. Самогонка была теплая, противная, не успела остыть, хоть Глухов перед этим и выносил банку на холод.
— Хух, — едва отдышался, продохнул Иван. — Плохо пошла, зараза.
Анисим, как бы успокаивая Глухова, наговаривал благодушно:
— Сейчас пойдет! Сейчас как по маслу покатится… размочено раз.
Сразу же опростали по второй, по третьей — бог троицу любит. Усталость отступила, взбодрились немного. Глухов вскочил, прихватил полотенцем горячую сковородку, плюхнул на стол, отдернув скатерть.
Жадно и торопливо ели, старались поскорее унять, заглушить растравленный самогонкой аппетит.
— А что твоя Людмила не показывается? — полюбопытствовал Анисим.
— Тебе какое дело до моей Людмилы? Уж не хочешь ли удочки закинуть?
— Да нет, спросил просто… Чудно как-то, не выйдет, не покричит? Хозяйка ведь.
— Руки-ноги повыдергиваю и спички вставлю, — жестко пообещал Глухов.
Натянуто, нехорошо посмеялись. Поддевали вилками печень, макали ее в соль, обжигаясь, катали во рту каленые твердые куски. Выпивать тоже не забывали, пропускали стопарик за стопариком.
Уняв, утолив кое-как голод, Иван спросил:
— Как думаешь? Заложит меня кто-нибудь завтра?
— Завтра, может, и нет. А уж в понедельник-то…
— Почему?
— Э-э, бра-ат, — уверенно и даже покровительственно тянул Анисим. — Людей плохо знаешь, Иван. Это я, положим, не побегу доносить, а люди… Люди, Ваня, всю жись себе и друг дружке могилы роют.
— Но почему, почему? — стукнул по столу кулачищем Глухов. — Кому какое дело?.. Что я у них украл? Кровное ихнее взял?
— Зависть, Иван. Зависть людская… — поучал Анисим. — Ты вот, допустим, угрохал лося, на цельную зиму мясом, считай, обеспечен. А ему надо в магазин бежать, за говядинкой. И еще купит ли?
— Погоди со своей говядиной, — перебил Глухов. — Я же на него не побегу жаловаться, пусть он хоть кого грохает. Я только стараюсь своего не упустить… Мое от меня никуда не уйдет.
— От тебя не уйдет, известно, — согласился Анисим, — у других же сквозь пальцы просочится.
И Глухов, и Анисим заметно пьянели: Иван с дикой усталости (выпивка его редко брала), Анисим — от крепкой самогонки. У них уж заплетались языки, глаза перли навыкат, падали головы.
— Да, — заключил Иван, — не на кого, не на кого нынче положиться… сын родной и тот заявляет: «Я не щенок тебе».
— Как это? Как это не на кого? — вскинулся ревниво Анисим. — Ты же, к примеру, не пошел до кого-то, меня позвал. Значит, веришь, надеешься на Анисима. Знаешь, что я не из продажных.
— Молчал бы, — посоветовал Глухов. — Первый расколешься, нажми чуть.
— Это я-то? Я? — хорохорился Анисим. — Обижаешь ты меня, Иван. Крепко обижаешь.
Ушел Анисим от Глухова не по своей воле — вытурили. Самогонка уж к тому времени кончилась, жареха остыла. Холодная, сухая печень застревала в горле.
Мужики сонные, разомлевшие сидели. Иван клевал носом в тарелку. Анисим все петь порывался: «Бродяга к Байкалу подходит…» — но дальше этих слов не шел.
— А? — очнулся вдруг от пьяного забытья Глухов. Нашарил не сразу — остановил на Анисиме блуждающий взгляд: — Расселся тут…
— Здрассте, — поклонился уязвленный Анисим, — что ж мне, лежать прикажете?
— И лягешь… поговори у меня. Хвачу вот по кумполу, живо заткнешься.
Анисим печально морщился, крутил головой:
— Слаб ты сегодня на выпивку, Иван.
— Повкалывал бы с мое…
— Туго, брат… туго пришлось, — уже язвительно посочувствовал моторист. — Что бы ты делал без меня? Движок я тебе гоняю? Гоняю. Лосиху помог разделать? Помог. А ты меня по кумполу…
Глухов понял последние слова Анисима по-своему, подумал, что тот на благодарность напрашивается, на подачку.
— Ладно, не цепляйся к словам, — сказал он понуро и как бы немного отрезвев. — Я тебе сейчас мясца принесу. Глухов никогда внакладе не остается.
— Мясца? — насторожился Анисим. Он пьян, пьян был, а здравомыслия не терял: — Какого мясца?
— Лосиного, конечно… какого. Свою я скотину не резал еще.
— Ты что? Ты что, Иван? — всполошился Анисим. — Сдать ведь потребуют.
— Ну, это мое дело, — поднялся, пошатываясь, Глухов, — я в ответе за все. Сиди, я сейчас…
— Не надо мне никакого мяса! — хватал, удерживал Ивана моторист.