Бэкон не отличался высоким ростом и статью, а на его лице самыми примечательными были глаза, которые друзья называли темно-карими, а гораздо более многочисленные враги — змеиными. Он сделал знак слуге, который, бормоча страшные проклятия в адрес Грэшема, потирал руку, сильно пострадавшую от выходки Генри. Слуга с явной неохотой принес перевязанный лентой сверток и с мрачным видом бросил его на стол. В свертке было шесть одинаковых книг.
— Этот труд называется «О пользе и успехе знания». Я работал над ним много лет и хочу с его помощью стряхнуть паутину с нашего понятия о науках и знании. Я прошу по-новому взглянуть на опытный путь познания, так как только он обеспечивает его истинный прогресс.
— Весьма польщен, сэр Фрэнсис. Но почему мне, незаконному сыну купца и всего лишь соискателю ученой степени и случайному человеку у алтаря знания, оказана такая честь?
— Видите ли, я намеревался подарить шесть экземпляров своей книги покровителю Грэнвилл-колледжа в Кембриджском университете, человеку, благодаря которому снова ярко засияла его звезда.
Грэшем безучастно взглянул на Бэкона и слегка наклонил голову, всем своим видом показывая, что не понимает, о чем идет речь.
— Простите меня, сэр Генри. Я знаю, что вы хотите сохранить свою благотворительность в тайне. Такое желание мне непонятно, но я его уважаю. Однако у меня есть в Кембридже свои шпионы, вернее, люди, которые ценят меня за ум и поэтому доверяют мне как человеку определенного образа мыслей, а не видят во мне только юриста, парламентария или кандидата на высокий пост. Я свято сохраню вашу тайну, так же как и верный старина Томас. Из всех слуг он единственный, кому я доверил бы любой секрет.
В ответ из-за двери снова послышались проклятия «верного старины Томаса», и Грэшем выразил в душе надежду, что Манион воздержится от агрессивных действий и не попытается заткнуть ему рот.
Одна из фраз Бэкона явно заинтересовала Грэшема.
— А вы и правда являетесь кандидатом на высокий пост, сэр Фрэнсис? — спросил он.
— Гораздо хуже, сэр. Я неудавшийся кандидат на высокий пост, обладающий исключительным здравым смыслом, — с мрачной иронией ответил Бэкон. — Я поддержал Эссекса, который оказался в проигрыше, и лишился поддержки королевы. Это стало первой катастрофой. Я выступил против Сесила, который победил, и теперь имею врага в лице одного из самых могущественных людей в стране. И это вторая катастрофа. Потом я преследовал Эссекса в судебном порядке и лишился последней поддержки глупцов, которые на тот момент еще меня не покинули. И здесь меня постигла третья катастрофа. Кстати, Эссекс пренебрег всеми моими ценными советами. Я — посредственный юрист с великолепными мозгами, а юристам мозги ни к чему. Вот вам и четвертая катастрофа. Иногда меня терзают угрызения совести, а они нужны юристам еще меньше. Пятая катастрофа. Я страшно честолюбив и поэтому умудряюсь обидеть даже немногочисленных друзей, что привело меня к шестой катастрофе. Таким образом, Генри Грэшем, я не просто тону, а уже опустился на самое дно и исчез из поля зрения смертных!
— Тот, кто глубже погружается, быстрее поднимется наверх! — улыбнулся Генри. — Вы получили звание рыцаря всего два года назад, сэр Фрэнсис, и такое событие никак нельзя назвать катастрофой, верно?
— Нет, это всего лишь утешительный прощальный приз, который является скорее заслугой моего дорогого брата Энтони, а не моей.
— Из всего сказанного и принимая во внимание вашу оценку собственного здравого смысла, я прихожу к выводу, что уважение, которое вы ко мне испытываете, также является роковой ошибкой, а я сам становлюсь главным претендентом на звание «седьмой катастрофы» в вашей жизни, — философски заметил Генри.
Бэкон весело рассмеялся в ответ.
— Тем, кто затеял стряпню в компании с дьяволом, следует обзавестись ложкой с длинной ручкой. Вы, вероятно, решили, что я собираюсь предложить вам нечто неприемлемое, и собрались отстаивать свои принципы до конца? Нет, все гораздо проще. Я хочу, чтобы вы прочли мою книгу и определили, есть ли в ней какой-либо смысл. Если она покажется вам полезной, раздайте пять экземпляров пяти человекам в Кембридже, к знаниям, компетентности и мнению которых вы относитесь с особым уважением.
— Как вы справедливо заметили, юристам нет нужды иметь мозги и моральные принципы. За «высоким столом» в Оксфорде или Кембридже эти достоинства также встречаются нечасто. Но вы отдаете свой труд на суд бывшего солдата и незаконного сына купца. Разве я в состоянии выносить подобные оценки?
— О вашем прошлом я знаю лишь то, что вы сочли нужным сообщить, и мне нет дела до бывших наемников и незаконных детей, но я действительно испытываю уважение к некой особе, носящей ваше имя.
— И кто бы это мог быть, сэр Фрэнсис? — безмятежно улыбаясь, поинтересовался Грэшем.
— Автор «Выбора Макиавелли» и «Сонетов о происхождении власти», — серьезно ответил Бэкон.
Грэшем знал, что сто экземпляров его памфлета о Макиавелли тайно передавались в Кембридже из рук в руки, и установить его авторство было невозможно. Об этом Генри тщательно позаботился. В то время он только появился в Кембридже и хотел изучить обстановку в городе, прежде чем отдать предпочтение Кембриджу, Оксфорду или Виттенбургу, Через несколько дней о памфлете заговорили за «высоким столом». Он взволновал весь университет и вызвал единодушное одобрение. «Сонеты» вообще не были напечатаны и передавались в рукописном виде, а имя их автора было покрыто еще большей тайной. Прочитав творение Грэшема, Джон Донн лишь фыркнул и ничего не сказал, и Генри понял, что «Сонеты» и в самом деле хороши. Что касается Бэкона, то либо у него имеются хорошие осведомители, либо он сам отличается незаурядной догадливостью.
Итак, сэру Фрэнсису все известно. Что толку копаться в прошлом и сражаться за то, что нельзя изменить? Грэшем редко задумывался перед принятием решения, так как жизнь не отпускает на это времени. Нужно просто жить, а не раздумывать.
— Я с благодарностью принимаю книги, сэр Фрэнсис, и поступлю так, как вы хотите, при условии, что прочитанное мне понравится. — Генри широко улыбнулся, не подавая виду, как сильно потрясли его слова Бэкона. — В противном случае я похороню их в тех же глубинах, где покоится ваша погибшая репутация!
— Не беспокойтесь, — заметил Бэкон, — репутация — вещь мелкая и бессмысленная, и она всплывает на поверхность так же легко, как и тонет.
Грэшем решил быть до конца откровенным:
— Сэр Фрэнсис, уж раз я здесь, ответьте мне на вопрос, который в данный момент меня беспокоит…
— С удовольствием, — откликнулся Бэкон, который был рад такому результату встречи.
— Почему лорд Сесил поручил мне отыскать доказательства ваших противоестественных пристрастий?
Бэкон онемел от удивления и побледнел, как покойник.
— Он… Я… — невнятно пробормотал сэр Фрэнсис.
Мрачный слуга заковылял к столу и, бросив на Грэшема уничтожающий взгляд, налил своему господину бокал вина, который тот залпом осушил, закашлялся, а потом все-таки сумел взять себя в руки.
— По моей реакции вы поняли, что мне ничего не известно о замыслах Сесила. Не могу вообразить, зачем ему это понадобилось, ведь в настоящее время я не представляю для него никакой угрозы.
Грэшем пришел к выводу, что хотя Бэкон, несомненно, является человеком жестоким, честолюбивым и способным на обман, он не продажен и совершенно безопасен. И тут Генри принял еще одно решение.
— Сэр Фрэнсис, я не знаю, что творится в вашей постели или в постелях тех, с кем вы их делите, и меня это совершенно не касается при условии, что моя постель остается в стороне. Скажите, если я пойду по следу, на который навел меня Сесил, обнаружу ли я нечто такое, что потрясет устои церкви и государства, а вы окажетесь в суде в качестве преступника, а не адвоката?