До восшествия на престол король Яков I относился к католикам благосклонно. Его супруга также была католичкой. Сесила, главного советника его величества, обвиняли в том, что он настраивает короля против католиков, а сам в это время заигрывает с испанцами.
Католики нуждались в магической силе Кейтсби. При одном воспоминании о туннеле по телу Джека поползли мурашки, а мышцы свело судорогой. А ведь дело казалось совсем простым. Требовалось лишь раздобыть лошадь, прокопать туннель до самой палаты лордов и подложить порох. Но не прошли они и шести футов под землей, как стали задыхаться от нехватки воздуха. Пот тек градом, образуя под ногами соленую липкую грязь. Они едва протискивались через узкий ход, а когда свеча оплыла и погасла, остались в душной темноте, охваченные парализующим рассудок ужасом. Руки, державшие кирки и лопаты, шевелились с трудом, и каждый шаг вперед стоил нечеловеческих усилий, отдаваясь болью во всем теле. Бороды, волосы и рты покрылись коркой грязи, въевшейся в кожу. Мужчины чувствовали, как пыль оседает в легких. Выбравшись наружу, они еще долго ощущали отвратительный привкус во рту и задыхались от мучительного кашля, сопровождаемого рвотой с желтой пеной. Когда после титанических трудов заговорщики добрались до фундамента, они обезумели от боли и от страха, что мягкая, рыхлая земля обрушится и похоронит всех заживо. Слабые удары землекопов натыкались на древние камни и отскакивали от них. Все страшно устали. Когда-нибудь им понадобятся деньги, оружие, доспехи, но сейчас нужнее всего грубая физическая сила, и есть надежда, что два новых заговорщика ее умножат.
Закончив речь эффектным жестом, Кейтсби сел за стол и залпом осушил стоящую перед ним кружку. За что бы Роберт ни брался, он делал это так, как будто жить ему осталось полчаса и за это время нужно постигнуть всю земную премудрость. Кейтсби напоминал метеор в темном небе, и Джек часто задумывался, долго ли он сможет озарять своим светом небосклон, пока не рухнет на землю.
— Хорошо сказано, Робин. — Джек подошел к другу и взял его за руку, а тот рухнул на табурет с видом человека, выполнившего тяжкую работу, которая отняла все жизненные силы.
Кейтсби взглянул на старого приятеля с ласковой улыбкой, от которой на душе у Джека сразу потеплело.
— Надеюсь, что хорошо, вот только одними словами делу не поможешь..
— У нас есть план, правда?
— Есть, — ответил Кейтсби, — и очень многие захотят помешать его успешному осуществлению. Их нужно остановить, Джек, раздавить, словно ядовитую тварь.
На словах убивать легко, не труднее, чем растоптать насекомое. Однако все выглядит по-другому, когда вонзаешь стальной клинок в живую плоть, слышишь предсмертный крик, чувствуешь на лице слабеющее дыхание и видишь затуманенный смертью взгляд.
Райт пожал руки двум новобранцам, Уинтеру и Гранту, и извинился перед ними. Оба мужчины были хорошо одеты и, по-видимому, богаты. Однако они имели унылый вид и выглядели старше своих лет. Джек в душе надеялся, что физические возможности новых заговорщиков окажутся более впечатляющими, чем их вялые манеры. Присутствие священника нервировало Джека и делало собрание похожим на мессу. Священники подвергались всяческим гонениям и скрывались по домам у прихожан. В случае поимки им грозила дыба и страшные пытки, при которых вырывали живьем внутренности. Та же участь ждала тех, кто их укрывал.
Джек крадучись вышел из таверны и всем телом почувствовал обжигающие порывы ветра, проникающие под широкий плащ. Привычным движением он положил руку на эфес шпаги. Холодное дыхание ветра покажется слабее укуса комара, если они сделают неверный ход в этой карточной игре.
Глава 2
Найдется ли на свете человек, которого Лондон оставит равнодушным?
Осужденная на вечные муки, задыхающаяся в собственном дыму преисподняя, пристанище чумы, город, обладающий удивительной, до безумия притягательной силой. Он захватывает и увлекает на улицы, где зловоние нечистот смешивается с божественным ароматом свежеиспеченного хлеба, а дуновение ветерка, приносящего пряный аромат трав с окрестных лугов, удивительным образом сочетается со смрадом, который исходит из сточной канавы, именуемой Темзой. Лондон давно превратился в сборище торгашей, наперебой расхваливающих свой товар, а его улицы наводняет разношерстная, гудящая, словно пчелиный улей, толпа потных людей, месящих ногами уличную грязь, устремляя при этом свой взор к звездам. Город напоминает бурлящий котел, попав в который не приходится рассчитывать на жалость и милосердие. И все же, несмотря на грязь и зловонные испарения от скопившихся здесь людей и животных, Лондон волнует и будоражит душу. За последние годы он невероятно и совершенно беспорядочно разросся. С каждой неделей хаотично разбросанные улицы становятся все более многолюдными и узкими, словно стремясь выплеснуться за древние стены. Ветхие леса, среди которых снуют орущие во всю глотку строители, перегораживают улицы, не давая пройти людям, лошадям и идущему на бойню скоту. Приехавшие в город деревенские жители лишь ошалело таращатся по сторонам, не замечая навозных куч под ногами.
На сей раз при въезде в Лондон Генри не почувствовал возбуждения, которое обычно охватывало его при каждом свидании с этим городом. Зачем его вызвали сюда в неурочное время? Мучительный вопрос не давал покоя, но Грэшем немедленно откликнулся на зов, прекрасно понимая, что выбора у него нет.
По дороге в Лондон он гнал лошадь во весь опор. Генри считался очень богатым человеком, который расходует свои средства весьма расчетливо. Одним из его главных богатств были лошади, а другим — верный Манион, присматривающий за многочисленными конюшнями от Кембриджа до Лондона, где Грэшема всегда ждала оседланная лошадь. В прошлом прекрасный солдат, он также командовал людьми, в любой момент готовыми принять у хозяина взмыленного коня, почистить его и накормить, и сделать это с любовью, на которую у Генри просто не хватало времени.
У Грэшема не было нужды так торопиться. Роберт Сесил, виконт Крэнборн, в недалеком будущем граф Солсбери и самый молодой член Тайного совета, привык ждать. Ему досталась в наследство крупнейшая и самая работоспособная в Европе сеть шпионов и осведомителей, и всю свою жизнь этот человек выжидал и наблюдал, словно паук, затаившийся в искусно сплетенной паутине.
И все же Генри мчался в Лондон, как будто от этого зависела его жизнь. Встречный ветер свистел в ушах и трепал волосы, а крестьянские телеги едва успевали свернуть к обочине, чтобы уступить дорогу неистовому всаднику. Бешеная скачка помогала забыть все беды, и вместе с обжигающими порывами ветра наездник ощущал на лице горячее дыхание самой жизни. Сесил может установить слежку и распоряжаться его судьбой, но никому не под силу обуздать безумный, неистовый вихрь, несущий его в Лондон.
Предыдущие встречи с людьми вроде Роберта Сесила неизменно заканчивались для Генри многочисленными предательскими выстрелами и уколами шпаги, серьезными ранами и даже кораблекрушением, которое, хвала Господу, имело место лишь однажды у диких берегов Ирландии. Приказы Сесила также приводили к тому, что Генри дважды приговаривали к повешению и один раз к четвертованию, а как-то его и в самом деле привязали к дыбе в лондонском Тауэре.
И все же Грэшем всегда возвращался.
Как его угораздило стать частью безумного мира; где единственной моральной ценностью считалась сила и все оказывалось совсем не таким, каким представлялось поначалу? Кажется, так было всегда, с того самого момента, когда совсем юного Генри втянули в опасную авантюру и он сыграл роковую роль в трагедии Марии, королевы шотландской. Выбор юноши был бессознательным. Из собственного опыта Грэшем хорошо знал, что судьба не спрашивает совета у человека, определяя ход его жизни, и тем более не сообщает, останется ли он вообще в живых. Попав первоначально в руки сэра Фрэнсиса Уолсингема, руководившего всеми королевскими шпионами, Генри вдруг обнаружил, что все чаще приказы поступают от Роберта Сесила, который сам себя назначил преемником Уолсингема в работе с обширной сетью шпионов, агентов и осведомителей.