— Честно говоря, — не без смущения признавался мне Дима, — больше всего я боялся за инструмент. Футляр выпал у меня из рук, и я услышал, как жалобно и тревожно задребезжали струны.
Скрипка была дорогой, и Диме было бы очень жаль ее лишиться. Дело было не в деньгах, просто за много лет скрипка становится как бы частью тебя самого, и менять инструмент все равно что менять любовницу: приходится изучать привычки новой подруги, свойства ее характера и прихоти. Короче, одна морока.
Однако речь вовсе не шла об ограблении, как сначала подумал Дима. Неизвестный в кожанке с заклепками даже не обратил внимания на футляр с ценным инструментом. Ему нужен был живой человек.
Бандит прижал Корнелюка к стене, цепко схватив его за лацканы куртки. То, что Дима может оказать какое-то сопротивление, даже не пришло ему в голову. Более того, Корнелюк попытался немедленно откупиться и уже было полез за бумажником…
Но возле его глаз вдруг сверкнуло лезвие ножа. Нож был коротким и очень острым. Дима говорил, что все происходящее было похоже на замедленное кино. Корнелюк отчетливо помнил, как блестела сталь, помнил остро заточенное с обеих сторон лезвие и углубление на нем — желобок для стока крови, помнил запах перчаток бандита.
— Он хотел меня убить, — жалобным голосом обиженного ребенка проговорил Корнелюк. — За что? Ума не приложу! Я никому не сделал зла…
— Продолжайте, Дима, — кивнула я. — Охотно вам верю, но этот пункт мы детально обсудим попозже. Итак, что же помешало убийце?
Помешали шумные прохожие.
Когда убийца рывком поднес нож к горлу Димы, внезапно раздались шаги — проходной двор был небольшим, всего метров двадцать, — и из-за угла показалась подгулявшая компания подростков.
Как оказалось впоследствии (Диме взахлеб рассказывали об этом в консерватории), именно в этот день состоялось историческое событие — братание местных хиппи и панков, вылившееся в учреждение нового молодежного неформального ордена — хип-панков, которое завершилось к вечеру в центральном отделении милиции составлением протокола о нарушении общественного порядка.
Разбитная молодежь и спасла жизнь Диме Корнелюку. Хиппи — народ мирный и насилия ни над собой, ни над другими шибко не любящий, а о панках и говорить нечего. Как только новые неформалы увидели открывшуюся их слегка помутненным глазам сцену у помойки, они приняли решительные меры по пресечению безобразия.
Впрочем, злоумышленник тоже просек, что его замысел сорван, и быстро сделал ноги. Его гнали несколько метров, но ребятам это быстро надоело, и, запустив в спину неудачливому убийце пару гнилых картофелин, хип-панки плюнули на преследование и вернулись к Диме.
Несчастный Корнелюк едва пришел в себя после того, что с ним случилось. Дмитрий Владимирович сидел на корточках, прислонившись спиной к мусорному баку, и, глядя прямо перед собой, пытался что-то сказать.
— За что?! — наконец произнесли его губы. И Дима горько заплакал.
Побратавшиеся хиппи и панки не могли такого перенести. Они наперебой принялись утешать Корнелюка. Длинноволосые парни неопределенного возраста предлагали ему заветные косяки и портвейн, а одна из припанкованных девушек, одетая в рваный свитер, безжалостно исколотый булавками где только можно, смачно целовала его в губы. Но Корнелюк по-прежнему рыдал.
Опомнился Дима лишь в тот момент, когда один из спасителей проявил внимание к футляру с его скрипкой. Увидев свой инструмент в чужих руках, Корнелюк быстро вскочил и вежливо, но непреклонно переместил скрипку в свои руки. Ему пришлось уступить требованиям компании и сыграть битловскую композицию «Yesterday», после чего восхищенная публика оставила его в покое.
На занятия Дима в этот день не пошел — вернулся домой и до вечера пребывал в смятенных чувствах. Он думал о жестокости мира и о собственной уязвимости перед лицом зла, думал о том, что можно противопоставить агрессии, но не находил ответа.
— Знаете, Евгения Максимовна, — говорил Корнелюк, — я думал, что на меня напал маньяк. Мало ли какие бывают идеи фикс у этих ненормальных. Можно себе представить, например, что кто-то убивает людей, у которых в руках скрипичные футляры?
— Можно. Но с трудом, — отозвалась я. — Это в кино сценаристы выдумывают замысловатые мании для героев триллеров. В жизни все гораздо проще.
— Но ситуация повторилась! — воскликнул Дима. — И это самое ужасное!
— На вас было второе покушение? — спросила я с нескрываемым интересом.
Оказывается, было. И эта ситуация напрочь отметала версию о маньяке — ненавистнике скрипачей: футляра в тот день при Диме не было.
Как-то вечером Корнелюк бесцельно прогуливался по набережной Волги, не застав дома свою «знакомую девушку», как он тактично выразился. Впрочем, по его глазам я поняла, что с этой девушкой Диму связывает нечто большее, нежели простое знакомство.