– Хочешь мне сказать, – перебил Бэрон, склонив голову с выражением «ну, будет уже», – что совсем не ощущаешь чертово благоговение перед этой штукой?
– Кальмаром?
– Архи, мать его, тевтисом, Билли Хэрроу, да. Гигантским кальмаром. Штуковиной в банке. Им самым. Которого забрали. Был – и не стало. Тебя действительно удивляет, что кто-то ему поклоняется? Не интересно узнать зачем? Что на кону? Ты уже знаешь, что что-то происходит. Не хочешь знать больше?
– Поиски новой жизни и новых цивилизаций,[8] – сказала Коллингсвуд. Она прихорашивалась перед зеркальцем. Билли тряхнул головой и ответил:
– Что за ад?
– Не, – сказала Коллингсвуд. – За этим тебе в другой отдел.
Билли закрыл глаза, открыл от звука стаканов, вибрирующих на столе. Коллингсвуд и Бэрон переглянулись.
– Он сейчас что?.. – сказала Коллингсвуд. Снова посмотрела на Билли – с интересом.
– Мы знаем, что тебе не по себе, – аккуратно сказал Бэрон. – Поэтому ты прекрасный кандидат для…
– Не по себе? – Билли вспомнил человека в банке. – Это слабо сказано. А теперь вы что, хотите, чтобы… чтобы я для вас что-то нашел? И все?
– Для начала.
– Я так не думаю, – сказал Билли. – Лучше пойду домой и забуду, что вообще что-то происходит.
– Ну прям, – сказала Коллингсвуд. Затянулась. На золотой отделке формы поблескивал слабый свет. – Будто ты сможешь забыть. Будто сможешь забыть все это. – Она покачнулась на стуле. – Флаг тебе в руки, братец.
– Никто не сомневается, что этого бы ты и хотел, – сказал Бэрон. – Но, увы, не всем дано выбирать. Даже если это не интересно тебе – ты уже сам стал интересен этому. Давай-ка пока отложим эту тему.
Штука в том, Билли, что мы должны были уже устареть. ОПФС учредили незадолго до 2000-го. Склепали из пары других отделов. Предполагалось, что временно. Был миллениум: мы ждали, что какие-нибудь набожные психи подпалят парламент. Пожертвуют Черри Блэр своим козлиным властелинам, что-то такое.
– Не свезло, – сказала Коллингсвуд. Она курила по-французски, выдыхая через нос. Хоть это и было отвратительно, Билли не мог отвести глаз.
– Пролетели, как фанера, – сказал Бэрон. – Всякая дурацкая мелюзга, но большого взрыва… ну, милленниализма, которого мы ожидали в нулевых… не произошло.
– Это тогда, в смысле, – сказала Коллингсвуд.
– Вы вообще помните нулевые? – спросил Билли. – Не смотрели «Телепузиков»?
Коллингсвуд усмехнулась.
– Она права, – сказал Бэрон. – Все отсрочилось. Началось потом. В итоге мы загружены, как никогда. Слушай, мне все равно, чего хотят эти группы, – главное, чтобы держали это при себе. Раскрашивайтесь в синий и курите кактусы, только, пожалуйста, дома и не вмешивайте штатских. Живите и дайте жить другим. Но проблема не в этом. – Он отстукивал на столе каждое следующее слово. – Все эти группы со своими откровениями, апокрифами…
– всегда сводятся к одному и тому же, – сказала Коллингсвуд.
– Есть такое, – сказал Бэрон. – В любой священной книге нам интересна последняя глава.
– Иоанн, сука, Богослов, – сказала Коллингсвуд. – Раз, два и хана.
– К чему ведет моя коллега, – сказал Бэрон, – так это что мы столкнулись с волной святых Иоаннов. Этакой эпидемией эсхатологий. Мы живем, – сказал он слишком ровно, чтобы в голосе можно было услышать юмор, – в эпоху конкуренции концов.
– Рагнарек против пляски духов, против Кали-Юги, против киямата, и тэ дэ и тэ, на хер, пэ, – сказала Коллингсвуд.
– Вот что в эти дни цепляет новообращенных, – сказал Бэрон. – На рынке спрос на апокалипсисы. В ереси бум армагеддонов.
– Тыщу лет только разговоры говорили, – сказал Коллингсвуд. – Но недавно внезапно началась какая-то движуха.
– И каждый настаивает, что случится именно его апокалипсис, – сказал Бэрон. – А это означает проблемы. Потому что из-за этого они воюют.
– Что значит «движуха»? – спросил Билли, но ехидца прозвучала слабо из-за бегающих мыслей и откровенно голого факта, что невозможное возможно. Коллингсвуд потыкала в воздух, потерла кончики пальцев, обозначая, что что-то чувствует, что от мира остается взвесь.
– Волноваться надо, когда они в чем-нибудь соглашаются, – сказала она. – Пророки. Это самое последнее, что хочешь от сраных пророков. Даже если – и особенно если – они не согласны по мелочам. Слышал про мордобой гопников и быдла в Восточном Лондоне? – Она покачала головой. – Братья Вульпуса выясняли отношения с кучкой друидов. Сурово. Серпы-то острые. А все из-за того, как закончится мир.