– О, – сказал он. Волна тревоги.
– Так, не волнуйся, – сказал Дейн.
– Ты, что ты… – Билли тряхнул кружку и уставился в нее. Тяжело поставил отравленную дрянь, пока не уронил, – будто это имело значение. Темнота наплывала, как чернильное облако. – Что ты сделал?
– Не волнуйся, – сказал Дейн. – Тебе это нужно.
Дейн сказал что-то еще, но теперь его голос был далеко. «Ублюдки», – пытался выговорить Билли. Одна его частичка говорила другой, что Дейн не стал бы его спасать, только чтобы убить сейчас, но все остальные частички слишком устали, чтобы бояться. Билли был в темной тишине, и сразу перед тем, как она сомкнулась за ним и над ним, он забросил ноги на кровать и лег, гордый, что никто этого не сделал за него.
В бентос[12] сна и глубже. Это поклеп, что на глубине беспросветно. Здесь моменты фосфора с животным движением. Соматические отсветы, и в этой впадине сна огоньки были крошечными грезами.
Долгий сон и проблески видений. Трепет, но не страх.
Билли всплывал и на миг открывал реальные веки, а не сновидческие, и два-три раза видел, как на него смотрят люди. Слышал он всегда только близкий шум водоворота, хотя один раз в глубоком сне, за заглушающими милями воды, женский голос произнес: «Когда он проснется?»
Он был ночным крилем, вот кем, – единственным крошечным глазком, глядящим в пустоту, пестрящую присутствием. Планктон Билли увидел симметрию мгновения. Распускающийся цветок конечностей. Клинья плавников на мантии. Красное резиновое мясо. Уж это он узнавал.
Он видел что-то маленькое или далекое. Потом тьма за тьмой, потом оно вернулось – ближе. Прямые углы, резкие черты. Аномалия линий в этой обтекаемой прорве.
Это был экспонат. Это был его кракен, его гигантский кальмар – все еще неподвижный, все еще зависший в аквариуме: аквариум и его застывшее мертвое содержимое дрейфовали в пучине. Тонули там, где нет дна. Бывший спрут возвращался домой.
И последнее – то, что могло стать последним, столь однозначной завершенностью. Что-то внизу, под погружающимся аквариумом, куда свысока, хотя и так находясь в непроглядной глуби, смотрела малюсенькая частичка Билли.
Под аквариумом было что-то чрезмерное, темное и подвижное, что-то очень медленно поднимающееся, бесконечное.
15
Коллингсвуд, на которой висели подобные задачи, потратила пару часов на разговоры об эзотерике материальной науки с женщиной, которая называла себя «полезным активом». Женщина скинула по имейлу список имен – исследователей и аферистов. «Но там все постоянно меняется, – предупредила она. – Не могу поручиться ни за кого конкретно».
– Я обзвонила первую парочку, начальник, – сказала Коллингсвуд, – но по телефону точно не поймешь, понимаешь? Кое-кто накидал еще имен. Сомневаюсь, что кто-то из них понял, о чем я говорила. Надо встречаться лицом к лицу. Точно хочешь пойти? И так, что ли, заняться нечем? – Она редко могла заглянуть в мозг Бэрона, но чего еще ждать: только у неопытных и неумелых мысли разбегались повсюду, обильно и бестолково.
– Разумеется, – сказал Бэрон. – Но для того и придумали мобильные, верно? А это наша лучшая зацепка.
Они проложили по Лондону зигзаг: Бэрон – в штатском, Коллингсвуд – в своей полумаскарадной форме, чем надеялась застать информаторов врасплох и вывести на чистую воду сотрудничества. В списке оказалось не так много имен – сворачивание и весомантика были тайной из тайн, нехожеными путями-дорожками для фанатов. Бэрон и Коллингсвуд заходили в офисы, общественные колледжи, задние комнаты магазинов на главных улицах. «Мы можем поговорить наедине?» – говорил Бэрон, или Коллингсвуд начинала сразу с «Ты знаешь, как сделать из здоровой хрени маленькую?».
Одно имя в списке принадлежало учителю физики.
– Ну что, босс, порадуем детишек? – сказала Коллингсвуд и прошла прямо перед учениками, глядевшими из-за горелок Бунзена. – Джордж Карр? – сказала Коллингсвуд. – Ты знаешь, как сделать из здоровой хрени маленькую?
– Что, довольны собой? – спросил Карр. Они прогуливались по детской площадке. – Что такое, какой-нибудь учитель физики сказал, что из вас ничего не выйдет?
– Не, – сказала она. – Они все знали, что из меня выйдет ого-го что.
– Какого черта отделу культов понадобилось от меня?
– Мы просто проверяем зацепки, сэр, – ответил Бэрон.
– Не торгуешь мастерством? – спросила Коллингсвуд. – Скукоживание напрокат?
– Нет. Я не очень хорош и не очень заинтересован. Пользуюсь в быту.
– Это для чего?
– Поедемте как-нибудь со мной в отпуск, – сказал он. – Одежда на три недели в одной наплечной сумке.