– Можно взять с собой собаку? – спросил Бэрон.
– Что? Нет, конечно. Сжатие таких сложностей мне не по плечу. Может, туда и засуну, но на выходе Барбос уже не побежит за палками на пляже.
– Но это возможно.
– Конечно. Кое-кто умеет. – Он погладил щетину. – Кто-нибудь называл вам Андерса?
Бэрон и Коллингсвуд переглянулись.
– Андерс? – повторил Бэрон.
– Андерс Хупер. У него магазин в Челси. Забавное нишевое местечко. Он очень хорош.
– И почему мы о нем не слышали? – спросил Бэрон, помахивая списком.
– Потому что он только-только начал. Профессионально занимается этим где-то год. Вот он – и хорош, и правильно настроен, чтобы делать это за барыши.
– А ты откуда о нем услышал? – спросила Коллингсвуд.
Карр улыбнулся:
– Это я его всему научил. Скажите, мистер Мияги[13] передавал привет.
Магазин Хупера делил помещение в террасе[14] с кондитерской, магазином книжек в дорогу, флористом. Назывался он «Японутый!». С витрин с мангашным энтузиазмом таращились персонажи по соседству с наборами роботов и всякими нунчаками. Внутри треть маленького полочного пространства занимали книги по философии, математике и оригами. Стопки книг со схемами складывания. Невероятные образцы – динозавры, рыбки, бутылки Клейна, геометрические хитросплетения – все из единого неразрезанного листа.
– Ну ладно, – сказала Коллингсвуд. Улыбнулась с уважением: – Ну ладно, это зашибенно.
Из задних помещений вышел молодой человек.
– Доброе утро, – сказал он. Андерс Хупер оказался высоким человеком смешанной расы в футболке с «Гандамом». – Чем могу… – он осекся при виде формы Коллингсвуд, – помочь?
– Кое-чем можешь, – сказала она. – Торговля нормально идет, не разоряешься?
– Кто вы?
– Отвечайте на вопрос, мистер Хупер, – сказал Бэрон.
– Конечно. К аниме большой интерес. Мы в числе лучших поставщиков…
– Всю эту хрень можно и в Интернете купить, – сказала Коллингсвуд. – И люди сюда приходят?
– Конечно. Их…
– А как насчет твоих хреногами? – спросила она. Он моргнул:
– А что с ними? Это, конечно, более специализированный товар… – Он держал разум туманным, но «что они знают?» Коллингсвуд из него подцепила – словно объявление после сигнала.
– И специалист у нас ты, да? Блин, мы в долбаном Челси. Как ты аренду оплачиваешь? Мы тут говорили с мистером Карром. Привет, кстати, передает. Он нам рассказал, ты складываешь всякое на заказ. Особая работа. Есть такое, Андерс?
Он облокотился на стойку. Перевел взгляд с Бэрона на Коллингсвуд. Посмотрел по сторонам, словно кто-нибудь мог подслушивать.
– Что вы хотите знать? – спросил он. – Я не делал ничего незаконного.
– Никто и не говорит, что делал, – ответила Коллингсвуд. – Но кто-то, блин, сделал. Зачем ты этим занимаешься?
– Из-за минимизации, – сказал Андерс. – Суть не просто в том, чтобы давить, чтобы упихивать. Тут роль играет топография. Люди вроде Карра – со всем уважением, все-таки он меня в это и втянул, – но, в общем, они как бы… – Андерс помял руками воздух. – Они заталкивают. Набивают чемодан.
– Более-менее так он и сказал, – ответил Бэрон.
– Если это вам и надо – ну, знаете, тогда все нормально. Но… – Его руки попытались что-то описать. – В планургии вы пытаетесь поместить предметы в другие пространства, понимаете? Реальные предметы, с углами, поверхностями и всем таким. В случае оригами вы имеете дело со сплошной поверхностью. Резать нельзя, понимаете? Суть в том, что потом все можно разложить обратно. Я понятно объясняю?
– И тебя никак не смущает, что эти вещи, ну знаешь, твердые, – сказала Коллингсвуд.
– Не настолько, как можно подумать. В оригами в последние годы произошла целая революция… Что?
Коллингсвуд умирала со смеху. Бэрон присоединился. Через пару секунд Андерсу хватило приличий хихикнуть.
– Ну, простите, – сказал он, – но правда же. Помогли компьютеры. Мы живем в эру – так, ладно, это вам тоже понравится, – экстремального оригами. Роль играет математика. – он посмотрел на Коллингсвуд. – Вот что у вас за традиция?
– Традиции – для позеров, – сказала она. Он рассмеялся:
– Как скажете. Когда привлекаешь матаномалику, учитываешь визуальные числа, все такое… Вам это о чем-нибудь говорит?
– Ты давай по делу уже.
– Простите. Я к тому, что есть способы… – Он наклонился над кассой и зажал маленький цифровой дисплей между большим и указательным пальцами. И сложил.
Коллингсвуд смотрела, как лихо получается. Андерс снова и снова переворачивал кассу, подтыкал под клавиатуру. Мягко сложил гармошкой. Громоздкая штука проваливалась в себя по сгибам, разные аспекты слитных поверхностей проскальзывали друг за друга, словно видишь их с разных точек одновременно. Андерс складывал, и через полторы минуты на стойке, – все еще подключенный к проводу (теперь ускользнувшему в невозможную складку, ведущую во внутренности), – стоял японский журавлик, который можно было поставить на ладонь. Внешняя поверхность одного крыла птицы была уголком дисплея, второго – передом ящика с деньгами. Шейка – расплющенный клин клавиатуры.
14