Мы молчали, переваривая его слова.
— А вот эти две точки? — Филлис первая собралась с мыслями. — В Карибском море и Гватемальской котловине.
Бокер достал портсигар и предложил нам закурить, но мы вежливо отказались. Тогда он закурил сам, откинулся на спинку кресла и, выпустив под потолок тонкую струйку дыма, произнес:
— Как вам понравится такая идея — туннель, связывающий Глубины по обе стороны перешейка? Вспомните историю Панамского канала.
В чем в чем, а в узости мышления Бокера не упрекнуть, если уж он выдвигает теорию — так это действительно Теория. И что самое главное: еще никому не удалось его опровергнуть. Проблема в том, что бокеровские гипотезы совершенно неудобоваримы для нормальных людей. И как ни хороша была очередная его гипотеза, она костью застряла у меня в горле, что случается со мной нечасто, ибо я всегда считал себя чуть ли не шпагоглотателем. Так что до конца разговора я занимался тем, что пытался расправиться с этой злосчастной костью. У меня не было ни мыслей, ни слов, ни сил, чтобы хоть что-то противопоставить безукоризненной логике Бокера. На прощание он подкинул нам еще один сюрпризик.
— Вы, конечно, слышали о двух невзорвавшихся атомных бомбах?
— Конечно…
— А что вы знаете о вчерашнем атомном взрыве, за который ни одна страна не взяла на себя ответственность?
— Вы думаете, что это одна из тех бомб? — неуверенно спросила Филлис.
— Почти уверен. Очень хотелось бы думать, что это не так, но… но вот что любопытно: одну бомбу сбросили у Алеут, другую — во впадину Минданао, а эта взорвалась недалеко от Гуама…
— Как жаль, — сокрушалась Филлис, — что в свое время я не была прилежной ученицей и наплевательски относилась к географии, которую бедняжка мисс Попл тщетно пыталась в меня вдолбить. Каждый день всплывают какие-нибудь новые названия, о которых я сроду не слышала.
— Не унывай, — утешил я, — в военных сводках упоминаются такие названия, о которых сами географы порой не подозревают, не говоря уж о том, что на обычных картах они и вовсе не значатся.
— Вот опять… сообщают, что около шестидесяти человек смыло какими-то цунам, прошедшими над островом Ростбифа. Где этот Ростбиф? И что еще за цунам?
— Не цунам, дорогая, а цуна́ми, по-японски — волна, гигантская волна, возникающая в результате подводных землетрясений. А где находится Ростбиф — понятия не имею, зато могу предложить целых два острова Сливового Пудинга.
— И чего ты вечно корчишь из себя отличника, Майк? — Филлис осуждающе посмотрела на меня. — М-да, интересно, как это все нас коснется?
— При чем тут мы?
— Я о том, что сейчас происходит на дне.
— С чего ты взяла, что это не настоящие цунами, и связываешь с ними…
— Ах, — перебила меня Филлис, — как звучит: настоящие цунами, с ними, с нами, сними-снами… что еще случится с нами?
— Хорошо, — не выдержал я. — Давай попробуем разобраться.
— …сними-снами…
— Если тебя это так волнует, можешь позвонить своему ученому другу Матету.
— …настоящие цунами…
— У него непременно есть сводки. Он тебе скажет точно — настоящие они или ненастоящие, или…
— Ты уверен? А как они это узнают?
— Спроси чего-нибудь полегче. Узнают и узнают. Матет обязательно в курсе, если там что-то не так.
— Хорошо, — сказала Филлис и вышла из комнаты.
Не прошло и трех минут, как она вернулась.
— Настоящие цунами. Цитирую: «Небольшое сейсмическое возбуждение, произошедшее вблизи острова Святого Амброзия; долгота такая-то, широта такая-то». Кстати, Ростбиф — второе название острова Надежды.
— А где этот остров Надежды?
— А кто его знает, — Филлис беспечно махнула рукой.
Она взяла газету и села на диван.
— Как скучно, — сказала Филлис, сдерживая зевоту, — ничегошеньки не происходит.
— Пока… — резонно заметил я.
— Вчера звонил капитан Винтерс: за два месяца — ни одного сообщения о болидах.
— Он как-нибудь прокомментировал это событие? — Я достал сигарету.
— Нет, просто упомянул между делом.
— Бокер сказал бы, что закончилась первая фаза колонизации: его первопроходцы обустроились, дальнейшее зависит от того, как они будут жить: либо долго, либо в долгах.
— Я думаю — в долгах, а, как говорят русские: «Долг платежом красен».