– Ты спрашиваешь меня? Ты сам прекрасно знаешь, что все началось с первой бомбы. Я тоже об этом сожалею.
– Жалеть уже поздно, дорогая. Теперь в их черном списке преобразований природы мы с тобой – на первом месте. А в том, как скоро они обезопасились от нашего оружия, есть нечто зловещее, словно они приготовились ко всему заранее. Будем надеяться, что эти твари останутся в своих Глубинах и не позарятся на наши владения. В противном случае хотел бы я знать, чем мы их встретим?
– Значит, ты все-таки за атомные бомбы, – подытожила Филлис.
– Бог мой! Милая, ни я, ни ты, ни весь Королевский флот, никто не хочет сбрасывать эти бомбы: шуму много, а результат сомнительный. Однако я очень надеюсь, что наш доблестный флот, «ополчась на море смут, сразит их противоборством»[5]. А вот какое оружие мы применим, зависит от времени, места и условий.
Филлис сидела, подперев рукой голову, невидящим взором уставившись в газету.
– Ты говоришь – «такова жизнь», ты в этом уверен? – спросила она немного погодя.
– Да, пусть даже из предположений Бокера верна только часть… Вдвоем с ними нам не ужиться на Земле.
– И когда, по-твоему, это случится?
Я пожал плечами. Если представить, какие естественные препятствия должны преодолеть и те и другие, чтобы добраться друг до друга, можно подумать, по меньшей мере, пройдет не один десяток лет, а то и столетий.
Филлис снова вперилась в пустоту, и я, зная этот симптом, не собирался нарушать ее задумчивости. Мы долго молчали, пока вдруг в наступившую тишину не вкрался мягкий и тревожный полушепот Филлис:
– …ветер, его полночные завывания и стоны утопают в нарастающем рокоте гневных волн океана… слышишь, где-то совсем рядом противно завизжала лебедка – это матросы сбросили за борт спасательную шлюпку. Ветер подхватил их хриплые, просоленные голоса и понес прочь. Тише! Что это? Я слышу чей-то голос, доносящийся словно из небытия: «Одна сажень, две…» – шум ветра все тише, голос все отчетливей: «Три сажени, четыре…» Какой-то мерный, неясный гул, гнусное чавканье рыб – мы погружаемся: «Пять саженей…» – противное чавканье сменяется жуткой какофонией: «Полное погружение!..» – тишина: пять секунд, десять… Нет, я не слышу, я – ощущаю каждой клеткой, ощущаю тяжелые стоны Глубин… мне страшно… что-то происходит… опять чей-то голос. Что, что он говорит?.. я не могу разобрать… о Левиафанах?!.. теперь я различаю каждое слово… О боже! Какой нечеловеческий голос: «…Самая недоступная точка Земли – дно. Так было, есть и будет. Кромешная темнота. Мрак. Самая мрачная точка Земли. Так было, есть и будет до тех пор, пока не высохнут моря и океаны, и тогда растрескавшаяся, безжизненная планета будет нескончаемо вращаться по своей орбите, а жизнь на ней станет историей.
Но это случится не раньше, чем Солнце высушит пять миль воды над нами. А пока – здесь Мрак. Мрак и Холод. Мрак, и Холод, и Тишина. И Покой. Пусть будет так. Мы так хотим.
Дно – самое лучшее и самое страшное место на Земле. Здесь правит сама Смерть. Вглядитесь, все устлано бренными останками цветущей некогда жизни. Биллионы и биллионы существ обрели здесь свой последний приют. Тишина… Гробница Мира. Вы говорите: «Нет! Ничто не может существовать Здесь», а мы отвечаем: «Мы. Ваши предки миллион лет назад тоже выкарабкались на берег, преодолев огромную толщу вод, так что мешает нам?.. ждите нас, мы идем…»
А потом сразу вступаешь ты и говоришь о неизбежности столкновения двух Разумов. Затем я – о возможности взаимопонимания, и все такое прочее. Как идейка?
– Если честно, то я мало что понял: что, для чего, зачем?
– Мне представляется это как передача из серии «Камо грядеши».
– Конечно, можно попробовать. Но… Ты хочешь показать картину новой жизни на примере завораживающих кельтских мифов?
– Приблизительно…
– Это ужасно, Фил. Говорить об этом в таком тоне? Не знаю. Давай лучше попробуем подготовить документальный материал. Вот тогда, я думаю, будет что-то.
– Может, ты и прав. Но, пока у нас нет материалов на передачу, я бы на твоем месте так не пренебрегала моей идеей. Впрочем, кажется, за фактами дело не станет. – Филлис неожиданно замолчала. – Иногда мне очень страшно, Майк. Так хочется, чтобы они убрались отсюда, и побыстрее.