Выбрать главу

Во всех его разговорах с Бэроном, Варди и той женщиной присутствовал момент непонятной игры. Было совершенно ясно, что Билли водят за нос, что информацию от него утаивают, что о нем самом совершенно не думают, — лишь бы он им подыгрывал. Билли не хотел, чтобы его в это втягивали. Или, и/или, хотел разобраться во всем самостоятельно.

В конце концов он заснул — совсем ненадолго. А утром обнаружил, что проникнуть в Дарвиновский центр совсем не так трудно, как ему представлялось. Двое полицейских у входа без особого любопытства изучили пропуск Билли и не стали выслушивать до конца его тщательно составленное объяснение — мол, надо разобраться со срочными бумагами, которые остались на столе, он будет осторожен, управится быстро и так далее. Один из стражей порядка просто взмахнул рукой, разрешив проходить.

— В аквариумный зал входить нельзя, — сказал он.

Ну и ладно, подумал Билли. Хоть так.

Он что-то искал, но понятия не имел, что именно: топтался у реторт и раковин, возле пластиковых контейнеров с прозрачной рыбой, чья плоть стала невидимой из-за энзимов, а кости поголубели. Общая комната была загромождена стопками афиш, извещавших о проекте «Бигль»: планировалось повторить раннее путешествие Дарвина в плавучей лаборатории, обустроенной как настоящий «Бигль».

— Эй, Билли, — окликнула его Сара, тоже куратор, которой тоже разрешили пройти в Центр. — Ты слышал?

Она оглянулась по сторонам и, понизив голос, пересказала ему какой-то слух, настолько зыбкий и бессодержательный, что он тут же вылетел у Билли из другого уха. Самопорождающийся фольклор. Билли кивнул, словно соглашаясь, и потряс головой, словно в ужасе от таких перспектив — неважно каких.

— А еще, — добавила Сара, — Дейн Парнелл исчез. Слышал?

Да, об этом он слышал. Билли вновь почувствовал холодок внутри, как и прошлой ночью, когда увидел Дейна через окно автобуса.

— Я говорила с одним из полицейских, — сказала Сара, — которые возятся в аквариумном зале. С тех пор как Дейн, видишь ли, пропал, там слышны разные звуки. Какое-то громыхание.

— Бу-у-у, — изрек Билли на манер привидения.

Девушка улыбнулась. Но это же мои галлюцинации, подумал он. Это походило на кражу. Полицейские слышали не что иное, как его воображаемые шумы.

Он сел за компьютерный терминал, зарегистрировался и занялся поиском, вводя различные варианты написания тех имен, что называл Варди, сверяясь с листком и вычеркивая один за другим. В конце концов он ввел «Кубодэра» и «Мори».

— Это ж надо, — прошептал он и, уставившись на экран, откинулся на спинку стула. — Ну конечно!

Неудивительно, что эти имена беспокоили и дразнили его. Билли ощущал жгучий стыд. Кубодэра и Мори. Те самые исследователи, которые несколько месяцев назад первыми засняли гигантского спрута в природной среде.

Он скачал их эссе, снова посмотрел на фотографии. «Первое в мире наблюдение живого гигантского спрута в среде обитания» — статья называлась так, словно «Труды королевского общества по отделению биологии» теперь редактировались десятилетними мальчишками. Первое в мире.

Многие из его коллег повесили эти снимки над своим рабочим столом. Когда фотографии только появились, Билли сам заявился в офис с двумя бутылками шипучего и предложил, чтобы отныне каждая годовщина стала ежегодным праздником, Днем Спрута. Эти снимки, как он сказал тогда Леону, имели, блин, крайне важное значение.

Самым известным был первый, тот, что светился в новостях: восьмиметровый спрут, пойманный видоискателем в темной толще воды на почти километровой глубине. Вытянутые щупальца изгибались влево-вправо вокруг приманки, в конце линии перспективы. Но сейчас Билли уставился на второй снимок.

Линия перспективы здесь так же понижалась, животное так же парило в зловещей воде. Но на сей раз оно надвигалось на камеру с разинутым ротовым отверстием. Монстра застигли в момент, когда его щупальца раскинулись во все стороны, образовав почти правильную фигуру; в вершине находилась приманка. Два охотничьих щупальца, длиннее остальных и снабженные веслообразными кистями, были скрыты во тьме.

Взрыв щупалец. Этот снимок отметал все клеветнические теории, согласно которым архитевтис был медлителен, хищником оказывался случайно, а щупальцами в своей глубоководной летаргии пользовался как рыболовными крючками, терпеливо ожидая жертву, — совсем не охотник, как и любая идиотская медуза.