— Помнишь телепередачи по утрам в субботу? — спросил Билли, намереваясь рассказать о человеке в бутыли. — Я помню одну.
Показывая отцу мультик, который его зачаровал, Билли заметил недоумение на его лице: неспособность разделить увлечение своего сына или хотя бы притвориться, что разделяет. Спустя годы Билли пришел к выводу, что именно тогда — в возрасте лет десяти, не больше — он начал подозревать, что у них двоих не так много общего.
— Знаешь, тот мультик у меня и сейчас есть, — сказал он. — Нашел недавно в стрим-видео на каком-то сайте. Хочешь посмотреть? — Фильм тысяча девятьсот тридцать шестого года, производства Хармана-Изинга, Билли смотрел его множество раз. Приключения обитателей склянок с аптечной полки. Необычно и пугающе. — Знаешь, как бывает? Иногда что-нибудь консервирую или просто работаю в «мокрых» лабораториях, и ловлю себя на том, что напеваю одну песенку оттуда. «Духи аммиа-а-ака…»
— Билли. — Леон протянул к нему руку. — Что происходит?
Билли остановился и попытался снова рассказать о том, что случилось. Он сглатывал, борясь со своим собственным ртом, словно изгоняя из него какое-то вязкое самозваное вторгшееся нечто. И наконец, вздохнув, начал рассказывать о том, что и собирался рассказать. О том, что он обнаружил в подвале. О предложении со стороны полиции.
Леон не улыбался.
— Тебе разрешили рассказывать мне об этом? — спросил он наконец.
Билли рассмеялся.
— Нет, но… сам понимаешь.
— Я имею в виду, это же в буквальном смысле невозможно, то, что случилось, — сказал Леон.
— Знаю. Знаю, что невозможно.
Они долго смотрели друг на друга.
— Есть… многое на свете… — промямлил Леон.
— Будешь цитировать Шекспира — убью на месте! Господи, Леон, я нашел мертвеца в бутыли.
— Тяжелый случай. И они предлагают поступить к ним на работу? Ты что, станешь копом?
— Консультантом.
Когда несколько месяцев назад Леон осматривал спрута, то обошелся общепринятым восклицанием. «Вот это да!» — словно перед скелетом динозавра, драгоценностями Короны, акварелью Тёрнера. «Вот это да!» прозвучало у Леона так же, как у чьих-нибудь родителей-приятелей, приходивших в Дарвиновский центр ради чего-то другого. Билли был разочарован.
— Что собираешься делать? — спросил Леон.
— Не знаю.
Билли посмотрел на почту, которую захватил Леон: два счета, карточка и тяжелая бандероль в коричневой бумаге, по старинке перевязанная ворсистой бечевкой. Он надел очки и перерезал бечевку.
— Ты с Маргиналией увидишься? — спросил он.
— Да. И перестань говорить в таком тоне, когда называешь ее имя. Иначе я скажу ей, и пусть сама тебе все объясняет, — заявил Леон, возясь со своим телефоном. — Уж она объяснит.
— Погоди, — сказал Билли. — Дай-ка я угадаю. «Ключом к этому тексту является не сам текст, но…» — Он нахмурился: невозможно было понять, что такое он разворачивает. Внутри пакета был прямоугольник из черной хлопчатобумажной ткани.
— Я пишу эсэмэску, ей это понравится, — сообщил Леон.
— Нет, Леон, не надо писать о том, что я здесь наговорил. Я и так уже рассказал тебе больше, чем следовало.
Билли ткнул пакет пальцем. Тот шевельнулся.
— Черт…
— Что такое? Что?
Оба вскочили на ноги. Билли уставился на пакет, неподвижно лежавший на столе, куда он его уронил. Приятели молчали. Наконец Билли вынул из кармана ручку и осторожно ткнул ею в ткань.
В пакете появилась дырка. Он — расцвел. С шипением стал выходить воздух. Пакет принялся расширяться, выворачиваться наружу, надуваться, и из него высунулась кисть руки. Мужская рука, темный рукав куртки; у обшлага — белизна рубашки. Вылезшие наружу пальцы ухватили Билли за шею.
— Господи…
Леон потянул Билли прочь, а пакет, не ослабляя хватки, потянул его обратно, упираясь в пустоту.
Билли держали, а пакет продолжал разворачиваться. Хлопали, раскрываясь, языки хлопчатобумажной ткани, черные с синим, и теперь на конечностях обозначились, выпучившись, башмаки, словно после этого процесс уже было не остановить. Новые руки неуклюже развернулись, словно брандспойты, и с силой отпихнули Леона прочь.
Как растения при ускоренной съемке, высвобождаясь с хрюканьем и распространяя застоявшийся запах пота и газов, на столе у Билли внезапно появились мужчина и мальчик. Мальчик не сводил глаз с Леона, с трудом поднимавшегося на ноги. Мужчина по-прежнему сжимал горло Билли.
— Чтоб мне лопнуть, — сказал мужчина и спрыгнул со стола, не выпуская свою жертву: жилистый, одетый в старые джинсы и грязную куртку. Он встряхнул длинными седеющими волосами. — Черт меня подери, это было ужасно. — Незнакомец посмотрел на Леона. — А? — рявкнул он, словно нуждаясь в сочувствии.