Тряся головой, он повернулся и стал писать что-то на доске, но Коллингсвуд внезапно возмутилась. Она нисколько не желала мириться с такой характеристикой. Даже не глянув на затылок мистера Беринга, она с яростью уставилась на свои ногти и цокнула языком. В груди у нее надулся и лопнул холодный пузырь.
Тогда Коллингсвуд подняла взгляд. Мистер Беринг перестал писать. Он стоял неподвижно, опираясь рукой на доску. Кое-кто из ребят недоуменно переглядывался.
С чувством глубокого интереса и удовлетворенного любопытства Кэт Коллингсвуд поняла, что мистер Беринг никогда больше не назовет ее стервозиной.
Вот и все. Он продолжил писать и не повернулся, чтобы посмотреть на нее. Она отложила на потом вопросы о том, что именно случилось и как она узнала, что это случилось, а вместо этого откинулась и стала покачиваться на задних ножках стула.
С того дня Коллингсвуд стала яснее осознавать свой дар мысленного воздействия: те случаи, когда она заранее знала, что собираются сказать ее друзья или враги; когда она заставляла замолчать кого-нибудь на другом конце комнаты; когда находила потерянную вещь в совершенно неожиданном месте. Она принялась во все это вдумываться.
Слабой ученицей она никогда не была, но преподаватели остались бы весьма впечатлены, если бы увидели, с каким рвением она отдалась своему исследовательскому проекту. Коллингсвуд начала с поиска в интернете и составила список книг и документов. Большинство из них она сумела скачать с довольно нелепых сайтов — такие тексты авторским правом особо не защищались. Названия тех изданий, которые найти не удалось, она старательно переписала и спрашивала о них у изумленных, даже обеспокоенных библиотекарей и книготорговцев. Пару-тройку раз она даже обрела искомое.
Не однажды она пробиралась через старую, заросшую сорняками автомобильную стоянку и раскуроченные окна в давно заброшенную маленькую больницу неподалеку от дома. Там, в тишине бывшей родильной палаты, она дотошно выполняла все, что требовали эти тексты. Само собой, чувствовала она себя глупо, но подчинялась предписаниям, произносила все фразы. В тетради она вела записи о том, что именно пробовала, где об этом прочла, имело ли это последствия. КНИГА ТОТА — СКОРЕЕ УЖ КНИГА ЧУШИ, писала она. LIBER NULL = НУЛЬ ОЧКОВ.
По большей части никакого эффекта ее действия не имели, или же их хватало лишь на то, чтобы вдохновить ее продолжить занятия (мимолетный звук, непредвиденная тень). Но именно тогда, когда она раздражалась, выходила из себя и хотела все бросить, когда проделывала все неточно, приходили настоящие успехи.
«На сегодня все. Можете уйти пораньше». Собирая учебники вместе с остальным классом, Коллингсвуд наблюдала, как потрясена мисс Эмбли собственными словами. Женщина в полном недоумении дотронулась до своего рта. Коллингсвуд щелкнула пальцами. Со стола мисс Эмбли скатилась и упала на пол ручка.
И позже. «Что она делает, сэр?» — спросила какая-то девчушка у ошеломленного учителя, указывая на золотую рыбку, которая плавала в классном аквариуме крайне неестественным образом. Коллингсвуд, никем не замеченная, продолжала то, что внезапно начала в приступе досады, — подобно диджею, крутила пальцами по столу в такт рингтону с телефона одноклассницы: рыбка двигалась в том же ритме.
С тех пор минуло немало лет. Коллингсвуд, конечно, проделала большую работу, многое подправила, поставила немало экспериментов, но врожденное нетерпение мешало ей развернуть исследования в полном масштабе. Она осознала, что в конечном счете это ее ограничит, что она, несомненно, обладает талантом и без проблем могла бы сделать на этом карьеру, — но никогда не станет одной из самых-самых. Таких она встречала впоследствии — двух или трех человек, распознавая их, как только те появлялись на пороге.
Но положенные ей пределы имели неожиданные последствия, причем не всегда отрицательные. Нехватка точности, необходимой для работы на высочайшем уровне, скрещивала ее способности, придавала им незначительные отклонения. По большей части этими последствиями (недостатками, если угодно) можно было пренебречь, но иногда — нет.
Например, при установке охранной сигнализации в дверном проеме Билли Коллингсвуд настраивала ее именно на проникновение извне. То, что система сработала, пусть и слабо, в обратную сторону, было результатом не конструкции, а размашистых, но чересчур неряшливых действий Коллингсвуд. Перфекционист остался бы ими недоволен. Но он не получил бы сигнал опасности, когда незваные гости вывели Билли из квартиры, не вломившись в нее. Коллингсвуд вдруг проснулась и несколько мгновений пребывала в замешательстве, меж тем как сердце ее бешено колотилось, отдаваясь болью в ушах.