— Вы уверены, что с вами всё будет в порядке?
— Думаю, что да.
— Но, надеюсь, вы не собираетесь падать в обморок?
— Нет.
— Видите ли, когда впервые стали допускать отцов к процессу родов, кое-кто высказывал любопытные теоретические взгляды. Считалось, что если мужчина увидит, как его жена рожает, он может стать импотентом.
— Ах, вот как?
— Считалось, что мужчина или испытывает потрясение при виде родов, или же будет чувствовать неизбывное чувство вины перед женой за те страдания, которые он ей доставил. И пенис может потерять свою работоспособность…
Доктор Фиск увлечённо возился у раковины.
— Во всяком случае, у нас нет пока реальных доказательств справедливости данной теории, но вам не кажется ли, что она наводит на интересные размышления?
— Я не уверен.
— Да бросьте, мистер Крамер. Не вздумайте падать в обморок — и импотенция вам не угрожает, — со смехом сказал доктор Фиск, но его профессиональный юмор не дошёл до Теда, чьё лицо окаменело от напряжения.
Они вернулись в родильный зал, где Джоанна была уже на пределе, когда нет сил думать о своём достоинстве. Её уже подготовили словно к некоему торжественному ритуалу: простыни с тела были отброшены, ноги, прихваченные ремёнными петлями, вздёрнуты кверху, и помещение было полно людьми, среди которых были врачи, акушерки и студенты-практиканты — они внимательно вглядывались в промежность между воздетыми ногами Джоанны.
— О’кей, Джоанна, когда я скажу тебе, напрягись, а потом остановись, — сказал врач.
Такими упражнениями они занимались дома, что было частью курса подготовки. Тед моментально уловил нечто знакомое.
— Мистер Крамер, стойте рядом с Джоанной. Отсюда вам всё будет видно, — доктор показал на зеркало над столом.
— Итак. Напрячься! Напрячься! — выкрикнул доктор, и с этой секунды всё пошло в стремительном темпе. Джоанна закричала от накатывающих на неё волн боли и попыталась расслабиться, глубоко дыша в промежутках между ними, а затем снова напряглась, когда Тед держал её в объятиях, а она всё тужилась и тужилась, бормоча с придыханием: «Да вылезай же, наконец, малыш!» и Тед говорил ей какие-то слова, когда она снова и снова напрягалась, вцепившись в него, и наконец раздался первый крик ребёнка, и Джоанна плакала, и Тед целовал её в лоб, в глаза, чувствуя соль её слёз; и он целовал всех остальных в зале, которые, как оказалось, были вовсе не холодными наблюдателями, а сияли от счастья, даже знаменитый доктор, и все расплывались в улыбках, и во время торжественной церемонии взвешивания и измерения ребёнка, Тед Крамер не отходил от Вильяма Крамера, пересчитывая его ножки, ручки, пальчики на руках и ногах и с облегчением убеждаясь, что они идеальной формы.
В палате они тихонько переговорили — разные мелочи, люди, которым надо позвонить, поручения Теду, — и наконец её потянуло ко сну.
— Ты просто фантастическая женщина, Джоанна.
— Ну, во всяком случае, справилась. В следующий раз попрошу, чтобы мне его прислали по почте.
— Я люблю тебя.
— Я тоже люблю тебя.
Он поднялся наверх в акушерскую, чтобы в последний раз бросить взгляд на ребёнка, лежащего в пластиковом ящике. Он спал, зёрнышко моё.
— Спокойной ночи, малыш, — вслух сказал он, пытаясь осознать реальность вокруг себя. — Я твой папа.
Спустившись вниз, он сделал несколько телефонных звонков, и в течение нескольких последующих дней, не считая часов посещения больницы, где он воочию видел своего ребёнка, на работе и дома, Тед продолжал видеть перед собой крохотную мордочку малыша и испытывал глубокую растроганность.
Ему не удалось сыграть в полной мере роль акушера, о чём они говорили на курсах, но хватило, что он смог пробиться сквозь уличную пробку. И кроме того были те минуты, когда он держал q своих руках Джоанну, всеми своими силами помогая ей в момент рождения их ребёнка.
Позже, когда всё изменилось и он пытался припомнить, были ли они когда-то по настоящему близки, он напомнил ей об этих минутах.
— Я толком и не помню, был ли ты рядом, — сказала она.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Они встретились на Файр-Айленде, где он снимал на пару комнату в доме для холостяков, что позволило ему пользоваться ею каждый второй уикэнд, а она делила комнату на четверых; эти арифметические возможности и свели их воедино на одной из вечеринок с коктейлями на открытом воздухе, которые устраивались по субботам, и оба они оказались на однойиз них.
На крыльце, где толпилось множество народа, Джоанна стояла в окружении трёх мужчин. Тед посмотрел на неё, и их глаза встретились — как она и до этого встречала взгляды не менее дюжины мужчин, выбравшихся поохотиться. Тед мотался между Амангассетом и Файр-Айлендом, предполагая, что тут или там он когда-нибудь встретит Её или, в крайнем случае, Её или Другую. Отказавшись от облика уличного ловеласа, он предпочитал проводить время на пляже, примерно представляя себе, где надо быть и что делать, когда ты встречаешь прекраснейшую девушку, окружённую тремя мужчинами, с одним из которых она явно намеревается уйти.
Когда Тед увидел, что среди мужчин стоит напарник по игре в волейбол, он подошёл и облокотился на перила. Партнёр по игре увидел его, они обменялись привычными банальностями, и, поскольку он не хотел казаться невежливым, собеседник представил Теда своим друзьям. Среди них оказалась Джоанна, и так. они познакомились.
На следующий день он не встретил её на пляже, но предположил, что она должна оказаться на одном из трёх переполненных паромов, которые отходят от острова в воскресенье вечером, так что, расположившись на пристани, он решил понаблюдать, как расслабленные отпускники воскресного дня на закате солнца неохотно расстаются с островом. Она объявилась ко второму парому. Тед отмстил, что на этот раз она в компании не мужчин, а двух подружек. Они были смазливенькими, того типа, которых привлекал Ларри с его трейлером. Приятель Геда Ларри развёлся и после раздела имущества получил в своё пользование трейлер. Ларри использовал его, чтобы в конце уик-энда приглашать заинтересовавших его женщин добраться до города. Поскольку предложение было заманчивым, никто не отказывался, и порой Ларри в своём трейлере напоминал водителя, который возит группу стюардесс из аэропорта.
— Привет, Джоанна. Я Тед. Помните меня? Собираетесь отбывать отсюда?
— Вы тоже на этом пароме?
— Я просто поджидаю друга. Пора взглянуть, куда он делся.
Тед дошёл до края пристани и, едва скрывшись из виду, помчался бегом.
— Хорошенькие девочки, Ларри! — он выволок его из своего обиталища и потащил к пирсу.
По пути на материк одна из подружек Джоанны задала Теду неизменный вопрос: «Чем вы занимаетесь?» Когда летом ему задавали такие вопросы, он не испытывал удовольствия. Похоже, что женщины, которых он встречал, все без исключения вели какой-то рейтинг; но десятибалльной шкале доктор получал десять баллов, адвокаты и биржевые маклеры по девять, рекламные агенты по семь, обитатели центра города по три, но если у них было своё дело, это сразу же повышало их рейтинг до восьми баллов, учителя удостаивались четырёх, а все остальные, к которым относился вопрос: «Так что же это, в сущности, такое?», что часто приходилось слышать Теду, не поднимались выше двух баллов. И если бы ему пришлось и дальше объяснять, кто он такой, и они не поняли бы его, он бы не поднялся выше единицы.
— Я распродаю пространство.
— Какое? — спросила Джоанна. Ему не надо было объяснять, что, возможно, его оценка поднялась до пяти баллов.
Пространство для рекламы в увеселительных журналах.
— А, в самом деле.
— Вы с ними знакомы?
— Я работаю у Джи. Уолтера.
Он подумал, что, скорее всего, она работает в рекламном агентстве, где дела идут ни шатко, ни валко. То есть, они трудились в одной области. С другой стороны, она явно не была завсегдатаем какой-нибудь тихой библиотеки в Квинсе.