— Привет, — сказал, войдя, Крамнэгел.
Три старика изумленно посмотрели на него, а старуха пожевала пустым ртом. Только старик за стойкой вздрогнул при этом неожиданном вторжении, но не снизошел откликнуться.
— Пиво есть? — спросил Крамнэгел у барменши.
Но непосвященному не было дано понять ее ответ.
— Чего-чего?
Барменша повторила, выговаривая слова мучительно медленно, но так и не пролив света на их смысл.
— Послушайте, я всего-навсего хочу пива… холодного пива… со льда.
Из последующего ответа Крамнэгел ухитрился почерпнуть, что льда нет, поскольку сломался холодильник.
— Господи Иисусе — нет льда?!
— Никак янки? — поинтересовался старик шотландец, ехидно подмигнув.
— Я американец, если вы это хотели сказать.
— Ну да, так я и думал… приперся сюда со своими замашками… поразительно, должен сказать…
Три старика на скамейке захихикали.
— Во-во, Джок, покажи ему! — подзадорил один из них.
По какой-то необъяснимой причине Крамнэгел почувствовал, что попал в ловушку, и огляделся по сторонам, оценивая противников.
— Ничего, ничего, не обращайте на него внимания, — подбодрил его самый миролюбивый из стариков.
— Это всего лишь старый Джок.
— Всего лишь старый Джок! — сказал как сплюнул старик шотландец. — В продажном мире буржуазных ценностей раздается трезвый глас, но вот и все ему признание — «всего лишь старый Джок»… Что ж, позвольте вам кое-что заметить: старый Джок, конечно, не великий пророк, но у него вполне хватает мозгов разъяснить мистеру замухрышке Эдварду Бриггсу, что дни его разложившегося общества сочтены и, более того, не нужно быть гениальным математиком, чтобы на пальцах одной руки сосчитать, сколько осталось жить роялистско-капиталистическим заговорщикам, покуда их не сметет безжалостная волна народного гнева и возмущения.
Старуха бросила на него из-под своей заношенной фетровой шляпы неприязненный взгляд.
— Будь любезен, придержи язык, Джок, и не распускай его в присутствии дамы. — И она подмигнула.
— В присутствии дамы? Тоже мне дама! Да по сравнению с тобой, Лили, вавилонская блудница и та сойдет за даму!
Старуха даже хрюкнула от удовольствия.
— Что это вы за чертовщину несете? — осведомился Крамнэгел, принимая поданную ему кружку теплого пива. — И кто такой Эдвард Бриггс?
— Это я, — ответил ему один из стариков. И тоже подмигнул. Подмигиванье, похоже, было в этих краях своего рода хворью.
— Рад познакомиться. А я — Бартрам Т. Крамнэгел.
— О! — Звучит по-иностранному, — прошамкала Лили.
— Тебе все звучит по-иностранному, старый ты осколок эдвардианской старой империи! — отрезал Джок.
— Это уж точно, я такая, — согласилась та и мигнула.
— А ты, милок, мне пивка не поставишь? — обратилась она к Крамнэгелу.
— Ну, разумеется. Эй, послушайте! — окликнул он барменшу. — Обслужите-ка нас, сударыня. Ставлю всем.
Он буквально расцвел, чувствуя себя кем-то вроде посла среди этих чужаков. Он нуждался в их дружелюбии.
— Только не мне, Эгнесс, будь любезна.
— Что это с вами такое? Вы не пьете? — поинтересовался Крамнэгел.
— Из принципа.
— Из принципа?
— Из принципа не стану пить с представителем эксплуататоров трудящихся масс. Крамнэгел хмуро улыбнулся и кивнул.
— Не обращайте на него внимания, это всего лишь старый Джок, — передразнивая своих новых знакомцев, заметил он.
Три старика одобрительно подмигнули. Крамнэгел решил выиграть время и поднес кружку к губам. Его чуть не стошнило.
— Это еще что такое, черт побери! Чем вы тут поите — подогретой мочой? — проревел он.
Старуха чуть не умерла от восторга, во взглядах трех стариков проскользнули искорки веселого злорадства. Мало что может прийтись англичанину по душе больше, чем быть неправильно понятым, если непонимание выражается самым неожиданным и самым занятным образом. Если вкусы приобретаются, то англичане из кожи вон лезут, чтобы приобрести именно такие вкусы, которые не присущи никому. Соответственно и получаемое удовольствие подогревается созерцанием тех, кто пытается следовать их предрассудкам, но терпит неудачу. В таких случаях все взгляды сосредоточиваются на той самой банановой кожуре, на которой человек поскользнулся.