— Вот полюбуйтесь на эту великую руку помощи, протянутую миру! — кричал Джок, брызгая слюной.
— Припрется всякая горилла и начинает пороть всякую пошлятину…
— Гук! Гук! Гук! — вопил Крамнэгел.
Оба прочно, как якорями, уцепились за мебель, поскольку не могли двинуться ни вперед, ни назад, столь же величественные и столь же беспомощные, как парусные фрегаты в безветренный день. Джок вдруг вспомнил о висевшей на кончике носа капле и полез в карман — по всей вероятности, за носовым платком.
Сквозь пьяную мглу Крамнэгел заметил, что рука Джока нырнула в карман, и, должно быть, мгновенно сработал рефлекс, ибо, когда щелкнули два револьверных выстрела, даже Крамнэгел толком не сообразил, что стрелял он сам. Глянув секунду спустя на собственную руку, он увидел в ней револьвер, из ствола которого курился дымок. Джок с изумлением глянул на свою руку, затем перевел взгляд на грудь. Его кепку подбросило к потолку, и она упала за стойку бара.
— О боже, ты еще хуже, чем я думал, — прошептал Джок и медленно сполз на пол.
Старики, пошатываясь, поднялись с мест, а старуха все повторяла: «Что ты наделал, что ты наделал?» — будто увещевая ребенка. Крамнэгел первым осознал, что произошло.
Протрезвев от случившегося, он заметил, что все присутствующие напуганы видом револьвера, который он все еще держал в руке, и сунул револьвер в кобуру под мышкой.
Спустя минут пять появился молодой полисмен. За ним прибыл доктор.
— Вы были очевидцем происшествия? — спросил полисмен Крамнэгела.
— Разумеется, это же я в него стрелял.
Полисмен уставился на него неверящим взглядом.
— Вы, сэр?
Три старика и старуха нервно подтвердили слова Крамнэгела.
— Сдайте, пожалуйста, ваше оружие, сэр.
— Я бы лучше оставил его у себя, — ответил Крамнэгел, доставая свое удостоверение в целлофановой обложке.
— Я, видите ли, сам полицейский. Начальник полиции. Вот здесь все про меня сказано… Да я же с вами разговаривал, помните, в поселке? Так вот, это я. — Он указал на свою фотографию на удостоверении.
— А этот тип, — ткнул он пальцем в Джока, — полез в карман за оружием, чтоб в меня стрелять. Я выстрелил в него в порядке самозащиты.
— Самозащиты? Вот как?
Полисмен опустился на колени рядом с Джоном.
— Он жив? — спросил полисмен доктора.
— Жив, но в тяжелом состоянии. Надо срочно вызвать «скорую помощь».
— У него нет в кармане оружия, сэр, — сказал полисмен Крамнэгелу минуту спустя. — Только носовой платок.
— Только платок, — повторил Крамнэгел, впервые начиная испытывать смутное беспокойство. — Поищите в другом кармане.
— Там только ключ и коробок спичек.
Поднявшись на ноги, полисмен отряхнул колени.
— Будет лучше, если вы сдадите оружие мне, сэр.
— А обратно мне его вернут? Я вам лучше подпишу что угодно. Я же вам сказал: я в этого типа стрелял в порядке самозащиты. Ведь я вас сам сюда и вызвал, понимаете? Я…
— У вас есть разрешение на ношение оружия, сэр?
— Конечно, есть, я же начальник полиции…
— Я имею в виду разрешение, выданное английскими властями, сэр?
— Нет. На черта мне английское разрешение?…
— В таком случае, сэр будет лучше, если вы сдадите мне оружие. Вы носите его незаконно.
— То есть как это незаконно?..
— Мы не носим оружия, сэр.
— Не носите, — Крамнэгела разобрал смех. Издевательский или истеричный — сказать трудно. Так или иначе, но Крамнэгел рассмеялся, и от этого ему стало легче. Проверив, стоит ли револьвер на предохранителе, он протянул его полисмену.
— А теперь, сэр, прошу следовать за мной.
— После вас.
— Пожалуй, я должен предупредить вас, что все, сказанное вами, будет внесено в протокол и может быть использовано как показания.
— Показания?
— Крамнэгел даже пошатнулся и нахмурился, как человек, внезапно ставший жертвой измены. — Какого черта?
6
Сэр Невилл Ним был холостяком и человеком слишком блестящим для своей должности — возможно, даже чуть-чуть излишне блестящим для любой должности. Занимая пост главного прокурора министерства внутренних дел, он постоянно соприкасался с самыми неприглядными сторонами человеческой натуры, но сумел найти среднюю линию между двойным искушением — безграничной черствостью и безграничной строгостью, и придерживался этой линии не без своего рода иронической мягкости. Он рано вставал и завтракал в своих пыльных унылых покоях. Завтрак ему подавала экономка миссис Шекспир. За завтраком сэр Невилл был не очень разговорчив, поскольку читал в это время газету, решал кроссворд в «Гардиан», пока набиралась вода в ванну, и только после ванны, прежде чем отправиться пешком на работу в министерство, уделял пять минут для ласковой и не лишенной сложности беседы на самые разнообразные темы со своей экономкой. Сегодня же, однако, не успел он раскрыть газету, как сразу воскликнул: