— А сейчас я приму ванну, миссис Шекспир.
— Вы еще не доели яйцо, сэр Невилл.
Сэр Невилл скрылся в ванной, никак не обосновав свой отказ доесть яйцо.
Придя на работу, он принял своего помощника Билла Стокарда и высокого чина из Скотленд-Ярда — Пьютри, главного инспектора уголовной полиции. Они сидели, попивая чай.
— И ведь он отнюдь не рядовой полицейский, — говорил Пьютри.
— Он начальник полиции города с почти миллионным населением.
— Я этого не знал. — Сэр Невилл задумчиво помешивал ложечкой чай.
— О боже, да это же намного осложняет дело, не правда ли?
— Почему же?
— Видите ли, нам будет еще труднее судить его.
Стокард еле заметно улыбнулся. Он хорошо понимал ход мыслей своего начальника.
— О господи, да начни мы размышлять над тем, что судить легко, что трудно, а что вообще невозможно, мы бы уже давно все свихнулись, — заметил Пьютри, раскуривая трубку.
— Вы только вспомните все эти обрядовые дела — ритуальные убийства и каннибализм в районе Ноттингхилл-гейт![11] А кровная месть в Беркемпстеде, когда сводились счеты вражды, начавшейся пятьсот лет назад в Северной Нигерии! Вы думаете, его светлость судья Бекуит и судья миссис Макквистон были способны принять в том случае справедливое решение, а? Что скажете? Нам тогда нужен был колдун в полном боевом облачении, который в порядке наказания отрезал бы виновнику полагающийся орган — и точка.
— Но потом все равно последовала бы, я полагаю, апелляция, — сухо улыбнулся сэр Невилл.
Пьютри рассмеялся. Загудел зуммер селектора, и Стокард щелкнул рычажком.
— К вам господин из министерства иностранных дел, — раздался голос секретарши.
— О? — Стокард вопросительно глянул на сэра Невилла, тот кивнул.
— Хорошо, просите. — Стокард выключил аппарат.
— Что же теперь? — спросил он.
— Янки, наверное, пригрозят направить Шестой флот, если мы не выпустим их человека, — пошутил Пьютри.
— Вряд ли они пошлют Шестой флот из-за какого-то полицейского чиновника. Рональда Рейгана или Ширли Темпл[12] еще куда ни шло, но Шестой флот — маловероятно, — заметил Стокард.
Отворилась дверь, и вошел коротенький, очень неопрятный человечек, который как-то очень странно держал голову — то ли собираясь извиняться, то ли играя на воображаемой виолончели и прислушиваясь к ее звучанию. Глаза его бегали вверх, вниз и по сторонам, и при этом на губах бродила жеманная улыбочка. Когда он переставал гримасничать, лицо сразу становилось утонченным и достойным, однако это обстоятельство, казалось, очень его смущало, и он изо всех сил старался произвести впечатление неприглядной никчемности. Представился он как Гайлз де Монтесано. Он был отпрыском одной из старых английских католических семей, и звук «р» раскатывался в его устах далекой барабанной дробью.
— Сегодня утром мы получили сообщение из консульства Соединенных Штатов по поводу мистера Крамнэгела, — заявил он.
— Уже? Однако быстро они работают, быстро, — заметил сэр Невилл.
Улыбнувшись, Монтесано стал похож на святого, умирающего мученической смертью на костре. — Сообщение, полученное нами, носит неофициальный характер, поэтому мы так быстро и получили его, — пояснил он.
— Прошу учесть, однако, что оно носит неофициальный характер только потому, что за ним пока еще не последовало официальной памятной записки или чего-либо подобного.
— Не понимаю, — сознался Пьютри.
— Видите ли, — еще отчаяннее скривился Монтесано, — видите ли, сообщение поступило в форме телефонного звонка мистера Элбертса, личного помощника генерального консула США, и он вполне ясно дал понять, что его звонок не следует считать сугубо неофициальным, поскольку за ним, безусловно, последует письменное извещение. Не знаю, право, достаточно ли понятно я изъясняюсь…
— М-м… Не могли бы вы изложить нам содержание сообщения американцев? — мягко направил его в нужное русло сэр Невилл.
— Полагаю, что именно в этом и заключалась цель вашего визита к нам.
— Совершенно верно, совершенно верно, — захлебнулся безрадостным смехом Монтесано.
— По всей видимости, американцы хотят заверить нас, что не рассчитывают на какое-то особое отношение к этому человеку. Говоря словами мистера Элбертса, он должен был бы лучше соображать. И сам виноват, если не сообразил.
— То есть никакого давления, — сказал Пьютри.
— Что есть отсутствие давления, как не способ оказать давление? — заметил сэр Невилл.