День повторялся в голове в мельчайших подробностях. На завтрак были блинчики, потом папа взял меня на работу. Он показывал мне некоторые разработки, охотно учил призывать силу. Я тогда сама к этому стремилась.
В очередной раз выгнув пальцы, я краем глаза заметила, как меж ними вспыхну небольшой огонёк.
Над ладонью сиял фиолетовый шарик, размером с дикое яблоко. От него в ладонь уходила тонкая ниточка, связывающая его с источником. Как будто на руке пророс маленький фиолетовый одуванчик.
Но вместо цветка в глазах застыл образ нестабильного артефакта. Безуспешные попытки отца исправить ситуацию. Щит, разрыв, крики, врачи, язвы, кровь…
Маленький шарик затрясся, как тот артефакт и так же взорвался, заполняя комнату лиловым свечением. Он не был разрушителен и пока не мог сделать ничего, что могло бы навредить, но, чувствуя выброс энергии, кошка за дверью зашипела, собака на улице залаяла, а артефакт-накопитель выключился.
Голова кружилась, тошнило, перед глазами всё плыло. Я кое-как добрела до кровати. Нервы и трёхлетний перерыв в занятиях дали о себе знать.
…
10. Луна.
…
Кассандра заглянула в комнату.
— Луна, ужин готов.
Я немного повернулась, медленно формулируя мысль, но девушка, взглянув на моё лицо, тотчас забеспокоилась:
— Всё в порядке?
— Мне плохо.
Она подошла и приложила руку к моему лбу.
— У тебя жар. Пойду-ка я скажу мистеру Адэру, и, думаю, позовём к тебе Крапивника.
— Угу.
Девушка шмыгнула за дверь, а я забралась под одеяло и снова провалилась в сон.
Не знаю, сколько точно прошло времени, наверное, около сорока минут, и снова раздался стук в дверь.
Я разлепила веки и оторвала голову от подушки:
— Да?
Ручка повернулась. В комнату вошёл Крапивник. Он повесил на гвоздь возле двери мокрый плащ.
— По меркам большинства людей, на улице просто отвратительная погода: дождь, ветер… — мужчина опустился на край кровати и улыбнулся, несмотря на сильную усталость, читавшуюся в каждой крохотной морщинке. — Уверен, в ближайшие дни я продам очень много средств от простуды.
Я улыбнулась в ответ.
— Как самочувствие?
— Не очень.
— Раз не очень, будем лечить. Рассказывай.
— Голова болит. Холодно.
— Ага. Дай руку.
Я высунула кисть из-под одеяла. Мужчина нащупал пульс холодной влажной рукой и, подняв на часы ясные тёмно-серые глаза, принялся беззвучно нашёптывать цифры.
Мне опять показалось, что я забыла о нём и его кличке что-то важное.
— Как Вас зовут? — я дождалась, когда врач закончит.
— Крапивник, — машинально ответил он и вскоре добавил. — Эдмунд.
— Да, это я знаю. Вы уже представлялись. А Ваша фамилия? — я села на кровати, голова кружилась.
Эдмунд — довольно редкое имя среди моих знакомых, но кого-то при мне так называли. Называли вместе с фамилией. Откуда-то из дальних уголков разума выкатилось смутное воспоминание. Кажется, отец называл так кого-то из друзей…
— Рио?
— Верно. Ну, давай, удиви меня, — врач закатал рукава рубашки. — Неужели кто-то в Трое-Городе ещё помнит мою фамилию?
Я отметила, что вены на левом предплечье выражены сильнее нормального и имеют нехарактерный серый цвет. Может, это как-то связанно с повреждением источника? При разломах по сосудам течёт энергия и, насколько мне известно, порой оставляет шрамы.
— Вы знали моего отца, — полу вопросительно, полу утвердительно сказала я.
— Понятно, — спокойно протянул мужчина, доставая из сумки ложку. — Покажи горло.
Я послушно открыла рот. Лекарь прижал мой язык плоским концом ложки и аккуратно заставил повернуть голову к свету.
— Мы с твоей матерью вместе поступили в академию. Роланд был старше, но мы общались иногда. А горло не болит?
— Не-а, — как могла чётко ответила я.
— Ну да, горло нормальное, — отложил ложку. — Температуру мерили?
— Нет.
Мужчина прижал руку к моему лбу:
— А она будет, — он прижал вторую руку к своей голове. — Или просто я холодный? Да, не, это в тебе проблема.
Зажав градусник подмышкой, я устроилась под одеялом.
Крапивник считал с часов время и тяжело вздохнул, потирая кончик длинного носа:
— Чувство, будто я что-то не сделал. Склероз развивается, что ли? Старею.
— Вам ведь всего тридцать четыре, — заметила я, приравнивая его возраст к маминому.
— Всего? Доживёшь до моих преклонных лет — запоёшь иначе, — засмеялся врач и упёрся в стену так, что мои ноги оказались в треугольнике из стены, кровати и его спины. — Замаялся я. Минут через пять про градусник напомни, ладно?