Не находя сил ответить, я уткнула лицо в колени.
— Луна, если я что-то делаю не так, тебе нужно об этом сказать. Я же не знаю, что у тебя в голове. Как я должен догадаться?
Снова не получив ответа, Эдмунд переставил миску с супом и сел рядом со мной.
— Ты ж пойми, я никогда никого не учил, детей у меня нет, а сам я подростком был давно. Причём не рядовым лоботрясом, а книжным червём с шилом в заднице. Я только по себе могу судить.
Учитель попытался поднять на себя моё лицо.
— Ну? Посмотри на меня.
Мы встретились взглядами. Эдмунд беспокоился, но действительно ничего не понимал. В его представлении всё было хорошо и правильно.
— Я не уверена, что мне стоит колдовать. У меня через раз всё выходит из-под контроля. Не хочу рисковать.
— И всё? — Эдмунд вздохнул с явным облегчением. — Ты слишком серьёзно к этому относишься.
— Речь идёт о неуправляемой магии. Я отношусь слишком серьёзно? А как ещё мне относиться к тому, что может меня убить? — от этого легкомыслия из недр сознания, заглушая прочие эмоции, стала пробиваться злость.
— Я тоже могу тебя убить. Например, забить ложкой. Ты же не рассматриваешь эту вероятность всерьёз?
— Это другое! Магия опасна, а ты в роли убийцы с крайне неэффективным оружием — это даже звучит нелепо.
— Магия не убьёт тебя.
— Да что ты, правда?! А вот мой отец мог бы тебе возразить, будь он жив, — почти выкрикнула я. — К тому же, вдвойне забавно слышать подобное заявление от человека с разорванным источником. Ты лучше многих должен понимать, что делает неуправляемая магия, но почему-то упорно отрицаешь все риски!
Я снова уткнулась лицом в колени и с головой накрылась одеялом.
Глаза слезились. Продолжить кричать на учителя я уже не могла. Да и он, как назло, не спешил говорить.
— Вот как, — тон вдруг изменился. Кажется, я задела больную тему, но Эдмунд не давал воли эмоциям.
Высунувшись из-под одеяла, я собиралась уже взяться за суп, в надежде, что это поможет успокоиться, но от этих планов меня отвлекли слова учителя.
— Знаешь, с одной стороны, я могу тебя понять, — мы почти одновременно повернулись друг к другу. — А с другой, вот вообще не догоняю, как так можно.
Я ожидала пояснений.
— Моя семья погибла из-за неисправного артефакта, и… магию огня, особенно светильники я по сей день не перевариваю. У меня ни одного в башне, ты заметила? Вернее… не было. Пока ты не купила. Всё освещала энергия.
Я кивнула.
— Но с другой стороны, — Эдмунд сделал паузу, подбирая слова. — Я даже не рассматривал ничего другого. Я ни жить, ни учить иначе не умею.
Он замолчал. Сдвинув брови, подбирал слова. Я терпеливо сохраняла тишину. Учитель поднял голову к небу:
— Без магии я… ничего из себя не представляю. И… это смысл моей жизни, — Эдмунд невесело усмехнулся. — Мотивировать я не умею. Я сам с самого начала был нацелен на успех и… для меня не может быть иначе. Потому и учитель из меня не важный. Вот что я сейчас должен тебе сказать?
Я пожала плечами:
— Скажи какую-нибудь банальность. Вас ведь им наверняка учили на лекциях по педагогике.
— Если уж говорить откровенно, я прогулял их все. На итоговый тест пришёл со словами: «Да что там сложного?». Мне и в голову не приходило, что нужно знать хоть что-то кроме преподаваемого материала.
— В твоём дипломе по этой дисциплине стоит очень высокий бал.
— А когда ты успела прочитать мой диплом? — едва задав вопрос, Эдмунд отмахнулся. — Хотя, не важно. Я написал тест на сорок три процента, а бал мне нарисовали девяносто шесть, чтоб идеальный диплом не портить. Мой декан знала, что я никогда не буду никого учить.
— Так зачем ты тогда получал лицензию?
— Всем, кто не был учителем, после окончания обучения нужно было вернуть учебники в библиотеку. А мои были не в лучшем состоянии.
— Это точно, — все книги, по которым я училась, были потрёпанными и исписанными карандашом.
— Библиотека требовала с меня возмещения ущерба. А набор книг за все года и направления обходился недёшево.
— Можешь даже не продолжать, — я плотнее обернулась в одеяло.
— Ну да… знал бы, что коснётся стать учителем, посетил бы хоть половину занятий.
Мы замолчали, глядя в противоположные стороны. Не знаю, о чём думал Эд, но я пыталась осознать, кто из нас в этой ситуации виноват больше.
С одной стороны, корень проблемы — это он, зацикленный на работе и отрицающий всё, что не отвечает его излишне замотивированной на колдовство жизненной позиции.
С другой стороны, я не лучше. Напросилась в ученики, не отвечая одному единственному запросу — «готовности учиться с полной отдачей» и не информируя преподавателя о возникающих проблемах. Кто знает, скажи я раньше, что мне страшно, может, он был бы чуть мягче в составлении программы. Сейчас же он не говорит, что со мной что-то не так, а называет себя плохим учителем.