— Я хотела бы увидеть Вакка, — продолжила она, краснея.
— Я тоже хотел бы его видеть, — ответил отец Вакко, и Мави поняла, что пришла напрасно. «Вот паразит! Хотя бы отца проведал!» — подумала она, понимая, что Вакко скрылся неизвестно где. Она извинилась и хотела идти, но отец Вакко остановил её жестом и спросил:
— Вы не хотите отдохнуть?
— Простите, нет! Я должна идти, — сказала Мави, чувствуя, что может разрыдаться, и пошла к калитке.
— Скажите Вакко, что я буду рад его видеть, — крикнул он вслед, и Мави, не оборачиваясь, кивнула головой. Сразу с берега она бросилась в воду и легла на спину, замерев, а волны, словно быстрые кони, без устали несли её лёгкое тело. Никто бы не заметил её слёз, так как они смывались речной водой и только лёгкие облака заглядывали в её огорчённое лицо.
Она не стала заплывать к старухе, чтобы подобрать лягушку Третилу, чувствуя, что её присутствие будет больно напоминать о Вакко. Когда проплывала мимо кузницы Вакко, она долго смотрела на неё, надеясь увидеть знакомый дымок из трубы, но старания Мави остались напрасными, а течение быстро несло её к Рузеру, столице королевства Аморазон.
Сеньор Команча сидел на передней банке, не скрывая своего неудовольствия «мокрым» путешествием. Тилешко стоял сзади и подгребал длинной палкой, чтобы их плот, связанный с брёвен, не сильно удалялся от берега. Пройдя пару дней по берегу Раннивера, Тилешко понял, что шагать пешком им придётся очень долго, поэтому натаскал несколько сваленных брёвен к реке и связал из них лёгкий плот, достаточный, чтобы выдержать двоих. Сеньор Команчо сердито фыркал, прежде чем подняться на флагманский корабль флотилии и ко всей водной баталии отнёсся весьма неодобрительно.
Тилешко мечтал найти в Рузере, столице королевства Аморазон, какую-нибудь приличную работу, а весь досуг посвятить обозрению города и посещению достопримечательностей. За свою недолгую жизнь Тилешко понял, что человеку, кроме обычной еды, как воздух требуется пища духовная.
Такую духовную пищу продают в Рузере и называется она «книга». Тилешко не представлял, как она выглядит, но считал её сродни пламени, который глотает человек, возвышаясь духовно. Он знал некоторые буквы, в особенности те, которые относились к его имени, чем очень гордился.
— Шрах-шарабах! — воскликнул рассерженный сеньор Команчо, когда одна из волн выскочила поверх брёвен и плеснулась коту прямо на пузо. Своим выкриком кот отвлёк Тилешко от высоких материй и опустил его на землю, вернее на воду. Впереди показался перекат и Тилешко заметил, как по камням на другой берег перебирается человек. Плот двигался прямо на него и Тилешко сунул палку в воду, отгребая в другую сторону.
Увидев приближающийся плот, человек отскочил назад, не подозревая, что Тилешко уже изменил направление. Понимая, что мужчина растерялся, Тилешко снова модифицировал курс своего дредноута, подавая вправо. Человек, видя, что данное устройство водного перемещения снова движется на него, перескочил на камень справа.
— Шрах-шарабах! — воскликнул сеньор Команчо, видя впереди непутёвого пешехода, и крикнул искателю приключений:
— Прочь с дороги!
Услышав кота, мужчина потерял дар речи и подумал, что у него не всё в порядке со зрением и слухом, поэтому остался стоять на месте. Плот врезался в него, сокрушая застывшую статую в воду, а сверху на мужчину шлёпнулся сеньор Команчо. Тилешко оказался следующим и придавил кота сверху, показывая несведущим, каким должен быть правильный бутерброд. Плот удрал по течению, а вместе с ним и соломенная шляпа Тилешко, которой он очень дорожил.
— Письма! Мои письма! — кричал человек, подбирая белые листики, убегающие от него. Тилешко схватил один и, к своему удивлению, увидел знакомые буквы своего имени.
—Это что? Мне письмо? — спросил он у человека, который в отчаянии перебирал оставшиеся листки, всё время причитая: — Всё пропало …, всё пропало…
— Не переживайте вы так! — успокоил его Тилешко: — Дальше по течению поворот, письма, несомненно, прибьёт к берегу.
Человек, услышав его слова, выскочил на берег и побежал вперёд, к повороту. Там он и впрямь увидел запутавшиеся в прибрежных кустах листки, которые лихорадочно начал собирать. Кот Комка, который первым выпрыгнул из реки, походил не на сеньора Команчо, а на мокрую тряпку, истекающую водой.
— Шрах-шарабах, — только и мог произнести кот, а что в это время говорил Кадерат высоко над планетой, на человеческий язык не переводится. «Ничего нельзя поручить этим людям!» — огорченно подумал он, если назвать «огорчением» то, что он убрал свои симпоты от вестника Аскерона. Последний разложил выловленные листки на берегу, чтобы они подсохли, отчаянно наблюдая необратимые повреждения текста писем, так как некоторые буквы и слова смыло водой.