– Ты же понимаешь, что можем и рога пообломать?
ЛеПреконс хмыкнул.
– Бабло кончится у нас, нам и так их пообломают, попробуй пару месяцев зэпэ не платить бойцам.
Фил согласно махнул рукой.
–Лан, давай тащи сюда этого душегуба, посмотрим, что он расскажет. Но предупреди его, что если он тут порожняки собрался гонять, то ему лучше бы самому удавиться, потому что я буду зол.
ЛеПреконс понимающе кивнул головой и пошел к выходу.
Барон вернулся через сорок минут в превосходном расположении духа. Он даже напевал себе под нос какой-то немудреный мотивчик – Гренобельский централ, ветер северный, этапом на Клермон, зла немеряно…
За ним шли двое конвоиров и вели невысокого мужичка с лицом, на котором отпечатались все человеческие пороки, начиная от похоти и заканчивая чревоугодием. Видно было, что он нисколько не смущен обстановкой, в которой оказался, хотя заплывшие глазки так и зыркали по сторонам, подмечая малейшие детали. Был он одет в какие-то лохмотья, и от него доносилось стойкое зловоние, свидетельствующее о том, что подземные казематы – не самое комфортное место во Франции.
При виде каторжника Фил недовольно поморщился.
– Ну чего вы сюда притащили эту немытую образину? Надо было хоть водой его окатить, да переодеть.
Вертухаи смущенно переминались с ноги на ногу, но ЛеПреконс только ухмыльнулся и приказал.
– Вы, двое, валите отсюда. А ты, – обратился он к приговоренному, – встань сюда и дыши через раз, а то, действительно, шмонит от тебя, как от тухлой селедки.
Фил нетерпеливо дождался, пока все выполнят распоряжения барона, и спросил у каторжника.
– Ну что, душегуб, реально имеешь что сказать, или будешь тут задвигать почем в Марселе рубероид?
Каторжник с достоинством откашлялся.
– Я, ваше благородие, отродясь фуфлыжником не был, за базар отвечаю. Реально тот фраер мне перед смертью душу свою излил. Он с храмовной братвой кентовался, хотя под ними не ходил, сам на сам был, как говорят, один на льдине. Просто уважали его, он для них пару делюг провернул, вот они и порой подпускали его к своим темам.
Фил, пряча неподдельный интерес, небрежно спросил.
– Да что там за темы-то? Небось, как муслимам отомстить? Омар Шариф их наладил из Палестины, так они теперь не знают, как перед римскими пацанами отдуплиться.
Пренебрежительная гримаса пробежала по толстому лицу каторжника.
– Э, ваше благородие, ничего-то ты не знаешь. Реально, у тамплиеров везде свои люди, и в Галлии, и в Испании, они даже до России уже добрались, мутят, как Сибирь прибрать к рукам. Это же мафия настоящая, – он понизил голос – La piovra. Ну, спрут, короче.
Фил усмехнулся.
– А ты прям знаешь? В общем так, землячок. Давай подробный расклад – что, где, когда, сколько и почему. И будешь жить, и я в долгу не останусь, баблеца тебе отсыплю. Попробуешь кружева тут выплетать, я тебя за язык подвешу. Ферштейн?
Тот согласно кивнул.
– Я, ваше благородие, все рамсы раскину. Прям вот с Жака Моля и начну. Прохвост он знатный, но как говорится на всякую хитрую дупу…
Разговор затянулся до глубокого вечера. Фил и барон уже давно не обращали внимания на запах от каторжника, да и сам он освоился вполне, тусуясь взад и вперед по залу, заложив руки за спину и рассказывая все новые и новые детали. Фил то и дело переглядывался с ЛеПреконсом, и видно было, что слова каторжника достигают своей цели, выстраивая определенную картину. На самом деле, Фил и раньше понимал, что тамплиеры не мелочь по карманам тырят, но только сейчас стал осознавать истинный масштаб этого организованного сообщества.
– А общак, общак-то свой они где держат? – ЛеПреконс как всегда старался проникнуть в самую суть.
– Вот точно я сказать тебе не могу, потому что не знаю, но этот тип мне базарил, что в замке Жака каждый месяц собираются бригадиры. Какой смысл в этом? Я не знаю, но, возможно, как раз и приносят на общее то, что поднимут за это время.
Фил угрожающе кивнул.
– Лан, разберемся. Короче, земеля, история твоя хорошая, нам ты помог, я тебя реально помилую, хоть ты и душегуб. Но. Одно но. Сейчас возьмешь свой гонорар, помоешься, переоденешься и поедешь в Ситэ, найдешь там подходящий отель и будешь ждать от меня указаний. Не бухаешь, не куришь, баб не водишь. Сидишь там, пока я тебе не скажу – ты можешь еще понадобиться. Если задуплишь делюгу, я тебя на куски порву. Тебе все понятно?