— Так за кем главное слово? — спрашивает Джейми Джеймса. — Яйца или Член?
Джеймс откидывается назад на спинку дивана и задумчиво потирает бороду.
— Хм. Член совершенно точно может действовать в одиночку. Он, как известно, оживляется и хочет разобраться в ситуации, в то время как яйца съеживаются и кричат: «Беги, придурок!»
— Это потому, что у шаров есть чувство самосохранения, — говорю я, сбрасывая пальто. — Член, в сущности, безмозглый болван.
Джейми смеется.
— Верно, — соглашается Джеймс. — Кто тогда управляет этой компанией?
— Дай угадаю, — вставляю я. — Мистер Рука?
— Ха! Возможно, несколько месяцев назад так и было, но теперь верховным правителем является Джейми, так что ей действительно не следует смеяться над бедным Членом.
Джейми краснеет и склоняется к нему.
— О, это так мило.
Полагаю, так оно и есть, в некотором смысле. Что не мешает мне желать выйти из-за стола, чтобы не видеть, как они обнимаются.
У тебя было это, идиотка. И ты решила все «обдумать».
Отстойно, когда собственная совесть оборачивается против тебя.
— Я тоже мог бы шептать тебе на ухо милые пошлые шуточки, — раздается голос Финна в моей голове.
— Знаю, ты бы так и сделал. Никогда не упустишь возможность поговорить о своих причиндалах.
— И ты тоже, Честер. Почти уверен, что ты одержима моими причиндалами.
Что на самом деле отстойно, это когда ты начинаешь разговаривать с человеком, которого нет рядом.
К нам подходит официантка, чтобы принять заказ.
— У нас действует специальное предложение на «Гиннес». Фирменное блюдо от шеф-повара сегодня — стейк и пирог с почками.
— Я возьму Харп и пирог, — говорю я.
— Мне «Гиннес», — заказывает Джеймс. — И рыбу с жареной картошкой.
— Тоже буду пирог, — решает Джейми. — Да, и еще белое вино.
— Что я говорил? — шепчет мне на ухо призрак Финна. — Женщины любят заказывать белое вино. Даже в пабе.
— Нет ли здесь случайно лампы, в которой ты мог бы скрыться?
— Я квотербек, Чесс, а не джинн.
— Что за улыбка? — спрашивает Джеймс, вмешиваясь в нелепый и, вполне вероятно, нездоровый разговор, происходящий у меня в голове.
— Предвкушаю горячую еду, — вру я.
Он смотрит на меня так, словно знает, что я лгу, но, к счастью, решает промолчать.
Приносят напитки, и пока мы ждем заказ, появляется оркестр и начинает играть. Это настоящий ирландский оркестр, с флейтистом, двумя скрипачами и даже аккордеонистом. И они хороши.
Вскоре бар наполняется живой музыкой и пританцовывающими людьми.
Солистка — молодая девушка с вьющимися волосами и голосом эльфа.
Мы едим под их аккомпанемент.
Это почти идеально, наслаждаться прекрасной музыкой и отличной едой в компании хороших друзей. Я могу видеть себя в будущем, где будет много таких вечеров. Моя жизнь будет хороша. Знаю это. Чувствую нутром. На меня снисходит умиротворение. Со мной все будет в порядке.
Неважно, что дальше, со мной все будет хорошо. Но достаточно ли этого?
Группа заканчивает песню, и певица принимает пинту «Гиннеса» от официантки. Она делает большой глоток, прежде чем поставить бокал на табурет рядом.
— Я обожаю фильм «Нечто замечательное», — говорит она в микрофон.
Толпа одобрительно свистит.
Она кивает, ее кудри подпрыгивают.
— Особенно прекрасен финал. Помните?
Все как один, мы кричим: «Ты отлично смотришься в моем будущем!»
Смех наполняет маленькое пространство.
— О-да, так романтично. — Исполнительница хватает свой тамбурин. — Мы собираемся отдать небольшую дань уважения фильму «Нечто замечательное» и группе Lick the Tins , которые создали блестящий кавер к картине.
Я улыбаюсь, но где-то в глубине сердца зарождается неприятное чувство.
Оркестр начинает играть кельтскую версию «Не могу не влюбиться», и сердце сжимается. О Боже, меня действительно преследуют призраки.
Люди вокруг начинают подпевать, меня окружает живая стена звука, настойчиво утверждающая, что некоторым вещам просто суждено случится. И я не могу этого вынести. Не могу смириться, что Финн не рядом, не усмехается мне на ухо, требуя взять его за руку, и подурачиться вместе.
Он делал так с самого начала. Он знал. Все время пытался объяснить мне, кем мы были друг для друга. Просто я не слушала. Финн может быть упрямым, и его отказ пойти на уступку все еще слегка выводит меня из себя. Но он мой.
Рыдание вырывается наружу. Я то ли смеюсь, то ли плачу.