На перекрестке Бурбон-Стрит как всегда зрелищно. Музыка гремит со всех сторон, кантри из одного бара, рок из другого, блюз на улице. Пьяницы и зеваки потоком движутся мимо нас, как стадо гусей. Финн подходит ближе, его рука касается моей.
— Видишь, — говорит он, низко наклоняясь к моему уху. — Я мог бы потеряться в толпе, если бы ты меня не охраняла.
Я фыркаю.
— Уверена, это было бы ужасно. Десятки незнакомцев наперебой пытающихся угостить тебя выпивкой.
— Бесконечные женщины, показывающие мне сиськи, — говорит он, глубоко вздыхая. — А у меня даже нет с собой бус, чтобы подарить им.
— Сомневаюсь, что они будут против.
В уголках его глаз появляются морщинки, когда он смотрит на меня из-под козырька.
— Нет. Но все равно предпочел бы твою компанию.
Я не из тех, кто краснеет. И виню теплый ночной воздух в том, что мои щеки горят.
— Я не буду спать с тобой, — выпаливаю я.
— Ладно.
— Ладно?
Он смеется раздраженно вздыхая.
— Ты ждешь, что я буду умолять?
— Нет. Конечно, нет. Я просто... это было легко.
Финн пожимает большими плечами.
— Я покладистый парень.
— Рискую показаться параноиком, но все это кажется странным. Ты как будто играешь со мной.
Его губы изгибаются.
— У тебя действительно паранойя. Скажи, она затрагивает все сферы твоей жизни, или только в отношении парней?
Мы пересекаем улицу в быстром темпе, прежде чем загорится светофор.
— Никогда еще парень не провожал меня домой, ни на что не рассчитывая, Доктор Фил.
— Ты возвращалась домой не с теми парнями, Чесс.
Никто не знает этого лучше меня. Но я замедляю шаг.
— Посмотри сейчас мне прямо в глаза, — говорю я ему. — И скажи, что ты хоть раз провожал девушку домой, не собираясь залезть к ней в штаны.
Он останавливается, я тоже. Из бара справа доносится голос Элвиса, напевающего о том, что он не может не влюбиться. Он громкий, сочный и заполняет гулкую тишину между нами, пока мы замерли, с вызовом уставившись друг на друга.
На лице Финна появляется чувство вины, которое он пытается скрыть.
— Я провожал домой девушку, не собираясь залезать к ней в штаны.
Мои глаза сужаются, и его губы медленно изгибаются в улыбке.
— Я делаю это прямо сейчас, — указывает он.
— Ты невозможен, — говорю я, смеясь, и иду дальше.
— Очарователен, — возражает он. — Знаешь, Чесс, я на самом деле не занимаюсь сексом с каждой девушкой, с которой разговариваю.
— Правда?
— Столько сомнений, — он толкает меня плечом. — У меня есть некоторые критерии.
— Какие же?
Он бросает на меня дерзкий взгляд.
— Хочу я заняться с ней сексом или нет.
— Твои критерии выбора абсолютно надежны, это я тебе точно говорю.
Финн снова пожимает плечами.
— Влечение по большей части мимолетно. Ключ в том, чтобы после разговора с кем-либо понять, будет ли оно гореть и расти или потухнет и умрет.
— Посмотрите, какой проницательный. Пожалуй, ты обладаешь всей мудростью печенек с предсказаниями.
— Моя мудрость достойна, по меньшей мере, брошюры.
— Скажи-ка мне вот что…
— Все, что угодно, — любезно отвечает он.
— Если ты предпочитаешь одноразовые встречи, то откуда у тебя время, чтобы из разговора понять, получится ли из этого что-то?
Он открывает рот и тут же закрывает. На губах появляется неохотная улыбка.
— Ладно, ты меня подловила. Мой основной критерий это смогу ли я выдержать ее в течение следующих двух-трех часов. Тем не менее, это все еще правда.
— Хочется обозвать тебя свиньей, — говорю я, качая головой. — Но, по крайней мере, ты честен.
— Как и большинство футболистов. Мы довольно ограничены.
Я его осуждаю. Осознание этого словно пощечина, и не очень приятная. Да, он прямолинеен, я знала это с самого начала. И да, его сексуальная жизнь довольно поверхностна, он это признал. Но еще он явно умный и добрый. Это не та слащавая доброта, больше похожая на хвастовство, чем на настоящую заботу, это тихое, ненавязчивое внимание, которое неожиданно и прекрасно.
Слишком скоро мы оказываемся у моего дома. Финн засовывает руки в карманы и нежно улыбается мне.
— Ну что ж.
— Ну... — мой голос прерывается.
Его воздействие на меня огромно. И дело не во внешности, хотя, несомненно, он щедро одарен. Причина в интенсивности его внимания, словно ты — самое важное во всем белом свете. Иллюзия, но очень убедительная.
Становится неловко, мы молчим, не отводя глаз друг от друга.
Финн смотрит так, словно точно знает, что происходит у меня в голове, и это забавно, потому что сама я понятия не имею. Не хочу расходиться, но и приглашать его тоже не хочу.
И он не просит разрешения зайти. В груди нарастает раздражение. Впервые за долгое время я в смятении.
— Итак, — выдавливаю сквозь сжатые губы. — Спасибо и спокойной ночи.
Эта его улыбка возвращается. Та самая, медленная и легкая. Та, что украшает рекламные щиты и продает спортивной одежды на миллионы.
— Значит, вот так, да? — он дразнится. — Никаких «увидимся» или «давай пообедаем». Просто «пока»?
Я стою лицом к лицу с мужским эквивалентом шоколадного торта «Пища дьявола». Но мой хреновый опыт встреч на одну ночь и неудачных свиданий придает мне сил.
— Я также сказала спасибо.
Черты его лица на мгновение напрягаются, и я задаюсь вопросом, не разочарование ли вижу.
— Не за что, Чесс. — Финн делает шаг назад, становясь частью движения толпы. — Спи спокойно.
Захожу в здание, не оглядываясь. Но очень этого хочу.
У МЕНЯ СЕГОДНЯ ПЛОХОЙ ДЕНЬ. Совсем. Всю ночь я ворочалась в постели, и когда наконец заснула, небо уже светлело. Я проспала, потому что оставила вчера телефон в сумочке и не слышала будильник. Это означает, что я не успела принять душ до прихода Джеймса, а сразу после него — следующей группы футболистов, которых предстоит отснять. Так что сегодня я застряла с прилизанными волосами и негнущейся от бессонной ночи шеей.
Джеймс каким-то образом умудрился опрокинуть лампу, разбив ее и лишив меня нескольких сотен долларов. Он расстроился, но я не в состоянии его успокаивать, поэтому просто похлопала по плечу и пообещала взять расходы на себя.
Ребята, которых мы сегодня снимаем приятные и отзывчивые, что должно поднять мне настроение, но почему-то становится только хуже. Они напоминают мне Мэннуса. А как иначе? Они его товарищи по команде, его друзья. Каждая их шутка, каждый добродушный смешок и очаровательная улыбка в мою сторону, заставляют думать о нем.
Представлять, как бы он шутил с ними, без усилий заполняя собой все пространство в комнате. Печальная правда в том, что он уже это делает, даже не присутствуя.
Наверное, в венах этого человека течет какое-то волшебство, если всего после дня знакомства мысли о нем продолжают меня преследовать. Не хочу о нем думать.
И что еще хуже, чувствую себя плохо, от того, что оставила его на пороге прошлой ночью. Это просто смешно. Он, наверное, забыл обо мне еще до того, как добрался до дома. Мы весело провели вместе пару часов. На этом все. Двигаемся дальше.
Один из парней, огромный человек-стена по имени Карсон, лениво шутит, что если Мэнни намазать маслом перед игрой, с ним будет труднее справиться, что облегчит Карсону работу.
Дю Буа, еще один атакующий лайнмен, подхватывает.
— Мэнни и так скользкий ублюдок. Ты просто хочешь увидеть его намазанным маслом.
Разве не все мы этого хотим?
Я роняю фотоаппарат на ногу.
— Вот дерьмо! — наклоняюсь, чтобы осмотреть камеру, слава богу, мои бедные, пульсирующие от боли, пальцы избавили ее от повреждений.
Никто из парней не замечает.
— Намажь это. — Карсон хватает Дю Буа за промежность, к счастью, уже одетую, и тянет вверх.
— Кроме меня никто и ничего здесь мазать не будет, — объявляет Джеймс, отчего парни бормочут и смущаются.
Нога болит, мышцы ноют, я делаю свою работу, и надеюсь, что все уберутся из моего дома как можно скорее. Только в пять часов вечера я остаюсь одна.
Наконец-то.
И как вишенка на торте дерьмового дня, у меня месячные на неделю раньше, и почти закончились тампоны.
Ворча, натягиваю черные легинсы с огромной футболкой университета Тулейн и направляюсь в аптеку.