Не обращая внимания на наши жадные взгляды, Финн заказывает пиво и сома.
— Да, и еще устриц и раков. Не могли бы вы принести все сразу, пожалуйста?
— Ненавижу устриц и раков, — говорю я, когда официантка уходит.
Он задыхается и оседает в кресле, словно сдавшись.
— Это кощунство, Честер.
— Жареные устрицы хороши, — поясняю я, слегка пожимая плечами. — Но сырые? Ни за что. Соленые сопливые комочки.
Финн поднимает глаза к небу.
— Господи, она не знает, что говорит.
— А раки кажутся грязными на вкус.
— Это хорошая грязь, — возражает он.
— Грязь не бывает хорошей.
— Бывает, когда две девчонки друг на друге борются в грязи. — Судя по выражению лица, он подзадоривает меня поспорить.
— Два парня друг на друге борются в грязи, — поправляю я.
Он салютует мне.
— Вполне справедливо.
Вскоре возвращается официантка и ставит на стол две ледяные бутылки пива и нашу еду. Насыщенный запах жареных морепродуктов поднимается от тарелок, и мой рот наполняется слюной. Я откусываю кусочек тонкого, как бумага, золотистого сома и стону.
— Ну как? — спрашивает Финн с одобрительным кивком.
Хрустящая и легкая, это жареная съедобная магия.
— Я влюбилась.
В уголках его глаз появляются морщинки, и мы сидим, поглядывая друг на друга, как счастливые воры.
— Знаешь, что странно, — говорю я тихим голосом, будто шепот поможет продлить этот момент.
Возможно, он это чувствует, потому что отвечает тоже тихо.
— Что?
— Я получаю больше удовольствия от этого несвидания, чем от всех свиданий за прошлый год. — А может и дольше.
Взгляд Финна смягчается.
— И я тоже.
Где-то в области сердца становится тепло. Чувствую, что падаю, голова кружится, я сбита с толку. Пальцы сжимают край стола, просто чтобы удержаться.
Финн прочищает горло и откусывает большой кусок рыбы.
— Итак, — произносит он с набитым ртом. — Твои свидания отстой?
— Ты же видел весь ужас последнего.
— Да, это было отвратно, — хихикая, он впивается зубами в рыбу. — Кстати, как поживает Эдвард?
— Его зовут не Эдвард. Он… — черт возьми.
Финн ухмыляется.
— Эван, — вскрикиваю, вспомнив, — его зовут Эван. И с тех пор я с ним не разговаривала. Слава Богу. Он сказал, что живет ради кожи.
— Это довольно жутко, Чесс.
— Тоже так подумала. — Откусываю кусочек рыбы и запиваю холодным пивом. Блаженство. — Печально, что это было далеко не самое худшее мое свидание.
Финн хватает табаско и брызгает немного на устрицу.
— Тогда ладно. Расскажи о самом худшем.
— Только если расскажешь о своем.
— У меня не бывает свиданий. Только интрижки.
— Свидания ленивого мужчины. — Жую еще кусочек.
— Верно, — говорит он смеясь. — Но если хочешь послушать о них, я расскажу.
— Мы действительно собираемся это сделать? — спрашиваю я. — Перейти в полный режим лучших подружек?
Финн слегка пожимает плечами.
— Эй, если Кевину Костнеру в «Дархемских быках» можно было красить девушке ногти на ногах, то мы с тобой тоже можем обменяться страшными историями.
— Худшее свидание, на котором я была... — закрываю глаза и поднимаю лицо к теплому солнечному свету, прежде чем снова посмотреть на Финна.
— Все начиналось прекрасно. Парень был привлекательным, остроумным. — Финн издает сомневающийся звук. Я игнорирую это. — Мы отлично беседовали, но он все время поглядывал на бар. Наконец, я посмотрела в ту сторону и заметила девушку, наблюдающую за нами.
— Он высматривал другую девушку на свидании с тобой? — Финн фыркает и качает головой. — Чертовски глупая идея.
— Да, если бы все было так просто. — Я могу посмеяться над этим. Сейчас. — Сначала тоже так подумала, но чувак был в ужасе от моего предположения. Нет, нет, говорит он мне. Все в порядке. Эта женщина моя жена.
— Что? Типа его бывшая жена?
— Нет, его настоящая жена. Им нравилось наблюдать друг за другом с другим партнером. Затем они позвали меня к себе домой. Сказав, что я похожа девушек, которые обычно согласны на такое.
Улыбаюсь, глядя на потрясенное лицо Финна.
— Ну, это... — он фыркает от смеха. — Охренеть.
Пожимаю плечами и делаю глоток пива.
— Это не мой фетиш, и то, как они развлекаются, их личное дело. Хотя немного честности я бы оценила.
—Тебе не втюхать мне эту фигню, Чесс.
— Я еще не упомянула о парне, который пришел ко мне домой, заперся на час в ванной и разговаривал через дверь, потому что ему было... нехорошо.
— Ты уверена, что это не был один из моих товарищей по команде? — спрашивает он, хихикая.
— Тебе не втюхать мне интрижку с футболистом.
— Нет, только если он играет в защите, — мягко говорит он, затем подмигивает. — Эти парни просто ненормальные.
— Обязательно передам им твои слова. — Я жую рыбу. — Ладно, твоя очередь.
Финн откидывается назад, и солнечный свет ласкает его кожу, делая угол челюсти одновременно резче и красивее. Ловлю себя на том, что хочу нарисовать его, запечатлеть, как он без усилий доминирует в пространстве, безмерно и естественно. Непреодолимо.
Я не рисовала со времен колледжа, но пальцы помнят ощущение кисти. Снимок делается в один щелчок и на этом все. Нарисовать кого-то — означает задержаться рядом, пожить какое-то время в чужой коже. Я скучаю по этой близости.
Моя рассеянность проходит, когда он, наконец, заговаривает.
— Давай посмотрим. В моей памяти засели два случая. Однажды я пошел воспользоваться уборной….
— О Боже, пожалуйста, только не говори, что болтал с девушкой пока был там?
Он закатывает глаза.
— Да, именно так я и сделал. Как ты догадалась?
— Ладно. Извини. Продолжай.
— Я думал, что моя ... э-э-э… подруга уже вырубилась, так что не потрудился плотно закрыть дверь.
Настороженно смотрю на него, не имея ни малейшего представления, к чему он ведет.
— И вот я писаю, как вдруг рука с телефоном просовывается в дверную щель…
— Нет! — ахнув, наклоняюсь вперед.
Финн кивает.
— Да, она пыталась меня сфотографировать.
— Как ты писаешь? — плюхаюсь обратно на свое место. — Какого черта?
Финн улыбается, но улыбка не касается глаз.
— Именно так я и сказал. Она заявила, что ей просто было любопытно, и она никому это не покажет.
— Вот ненормальная.
— Абсолютно чокнутая. Но это еще не самое худшее.
— Я уже почти боюсь.
Финн делает большой глоток пива, словно собираясь с духом.
— Была одна цыпочка, которая начала плакать во время секса.
— Ты был так плох? — поддразниваю я с притворным ужасом.
— Я тут вообще-то открываюсь перед тобой, не так ли? Но нет, надо похихикать. Я едва начал, как она устроила полномасштабный фестиваль соплей: всхлипывает, грудь вздымается. — Его губы кривятся. — Я чертовски испугался. Подумал, неужели сделал ей больно? Может, поранил? — Он медленно качает головой. — И тут между всхлипами она говорит, что ей просто не верится, ее трахает Финн Мэннус. Что «член Финна Мэннуса был в ней». И не могли бы мы снять это на видео?
Я сижу, открыв рот. Даже не знаю, что сказать. Он теребит край салфетки и одаривает меня страдальческой улыбкой, словно хочет пошутить, посмеяться, но не может собраться с силами. Да и зачем? Я понимаю, что разовая интрижка может и не быть значимым событием. Но эти женщины просто откровенно использовали его. Это очевидно.
— Эй, — тихо говорит он. — Я рассказал эти истории не для того, чтобы ты меня жалела. Думал, они тебя развеселят.
Я с трудом сглатываю.
— Ты находишь их веселыми?
Он вздрагивает, пожимая большим плечом.
— Когда рассказывал ребятам, да. Мы хохотали до упаду. Но сейчас, когда твои огромные глаза смотрят на меня страдальческим взглядом? Чувствую себя... дерьмово.
Встряхнувшись, вздыхаю и кладу руки на стол.
— Тебе не позволено чувствовать себя дерьмово.
— Не позволено, да? — непринужденное выражение лица вернулось, скованность исчезла.
— Я запрещаю. Это они должны чувствовать себя дерьмово. Хотела бы я найти их и вбить немного здравого смысла им в головы.