- Тут самое обычное недоразумение, - сказал он. - Господин Серюзье просто-напросто перепутал. И он легко согласится с этим, взглянув на фотографии.
Итак, господин Буссенак присоединился к мнению госпожи Тарифф. Мне вдруг и самому захотелось, вопреки очевидности, поверить в то, что я ошибаюсь. Не то чтобы я сомневался, мои ли это фотографии, но я видел их вверх ногами. Может, они и правда не слишком удачны. Господин Буссенак протянул мне снимки с любезной улыбкой. С первого же взгляда я убедился, что все в порядке.
- Эти фотографии действительно мои, - заявил я, - и более того: вряд ли у меня найдутся более удачные.
Став очень серьезным, господин Буссенак заговорил со мной примирительным тоном. Шутливые нотки исчезли.
- Мсье, поверьте, если бы речь шла всего лишь о сомнительном сходстве, мы не стали бы придираться. По возможности мы стараемся облегчить нашим клиентам выполнение неизбежных формальностей. Но эти фотографии при всей нашей доброй воле мы никоим образом не можем принять. Это означало бы подвергнуть вас же самого неприятностям в дальнейшем. Мало сказать, что они на вас не похожи: совершенно очевидно, что на них изображен человек с совсем другим лицом. Это все равно как если бы я попытался выдать себя, к примеру, за госпожу Тарифф.
Я представления не имел, как вести себя в столь нелепой ситуации: как ни поступи, все равно получится глупо. Возмущение переходило в тревогу, глухо нараставшую в глубине моего существа. Словно из недр плоти пробивалось предупреждение, значение которого я осознал, только когда оно сложилось в отчетливую мысль: "А что, если он прав? Что, если фотографии уже не похожи на меня?" Идея эта, которая должна была бы показаться абсурдной, потрясла меня на столько, что я начал заикаться.
- Это п-придирка, - сказал я. - В-вы решили ко мне придраться.
И поднял на господина Буссенака глаза, в которых, наверное, читалось такое отчаяние, что тот смягчился.
- Ну, будет вам, - вполголоса проговорил он, - не уп
рямьтесь. Признайтесь, что вы ошиблись, в этом нет ничего зазорного.
- Клянусь, что это мои фотографии, - с жаром возразил я. - Не понимаю, в чем дело. Должно быть, вы плохо разглядели. Да-да, просто плохо разглядели.
- Успокойтесь, - сказал мне тогда этот милейший человек, - я не сомневаюсь в вашей искренности. Бывает иногда, что от усталости или нервного перенапряжения упорно принимаешь ошибку за истину против всякой очевидности. Каждый так или иначе может стать жертвой подобной иллюзии, и ничего страшного тут нет. Подождите немного, и истина укоренится, обрастет фактами. Если вы полагаете, что мнение двоих - моего и госпожи Тарифф недостаточно, то, может быть, я приглашу кого-нибудь еще?
- Сделайте одолжение, - пробормотал я.
Он подозвал двух служащих от соседних окошек. Старик с тростью одновременно со своей собеседницей за перегородкой тоже двинулся ко мне. Он подошел вплотную, не постеснявшись даже легонько меня толкнуть. Обе служащие склонились с двух сторон над плечами господина Буссенака, и тот в двух словах изложил им суть дела. Я почувствовал их взгляды на себе и почти тотчас же услышал высказанные хором суждения. Ни одна, ни другая не признали меня на показанных им фотографиях. Ничего общего, утверждали они в один голос.
- Вот видите, - мягко сказал мне господин Буссенак.
Я лишился дара речи. Смутно помню, что я усиленно тер ладонью лоб, как бывает в кино и в романах, когда герою кажется, что он грезит, и он отказывается верить в реальность происходящего. Внезапно над самым моим ухом раздался трубный глас. То заговорил господин Каракалла, старик с тростью, он только что рассмотрел фотографию, оставленную в окошке:
- Да вы просто дурачите народ, милый мой! У вас хватает нахальства утверждать, будто это ваше фото? Скажите спасибо, что вы имеете дело с людьми терпеливыми. Я бы на их месте не стал с вами церемониться. Сдается мне, вы бездельник и аферист, молодой человек!
Я сделал инстинктивное движение - то ли угрожающее, то ли оборонительное, - и это заставило старикана отступить к своему окошку, откуда он уставился на меня, свирепо бормоча себе под нос. Да и впрямь было на что посмотреть. Плохо соображая, что делаю, я шагнул в его сторону и оказался между двумя окошечками, перед стеклянной перегородкой, отделявшей коридорчик для посетителей от помещения для служащих. Мелькнувший в ней отблеск навел меня на мысль посмотреться в стекло, как в зеркало. Однако свет падал так, что стекло было совершенно прозрачно и почти ничего не отражало. Нимало не заботясь о том, какое это производит впечатление, я задергался во все стороны, пригибаясь и выпрямляясь, отходя и приближаясь, чтобы выбрать наилучший угол зрения. В конце концов мне удалось различить смутные очертания головы и отдельных частей лица. В этих разрозненных фрагментах я не узнал ничего своего. Вдруг одна из женщин за перегородкой переместилась и, заслонив одну из дальних ламп, чуть изменила освещение, так что передо мной возникло отражение моих глаз. Возникло лишь на миг, но я увидел вполне отчетливо: пара больших светлых глаз с мягкими, глубоко посаженными темными зрачками.
Отражение исчезло, а я оставался недвижим: так и застыл, пригнувшись и уперев руки в колени. Разум мой помутился, и разобраться в своих мыслях я не пытался - это лишь усилило бы мое смятение. Выпрямившись, я обнаружил, что господин Буссенак и трое его служащих смотрят на меня удрученно и сочувственно, а господин Каракалла усмехается, покачивая головой. Я вернулся к окошку и попросил возвратить мне документы.
- Как вам будет угодно, но мне кажется, что спешить в данном случае некуда, - ответил господин Буссенак с кольнувшей меня вкрадчивой заботливостью. - Вы вполне можете оставить свои документы у нас и прийти в другой день или даже подождать тут немного, пока мы позвоним к вам домой или на службу и попросим доставить новые фотографии. Если не возражаете, то, пожалуйста, пройдите и посидите здесь.
Он явно принимал меня за помешанного и пытался выиграть время, чтобы известить моих домашних и, быть может, полицию. Страх мобилизовал мои силы, и я сумел придать лицу более спокойное выражение и ответить почти безмятежным тоном:
- Вы очень любезны, но у меня назначена встреча, которая не терпит отлагательства. Прошу меня извинить, - добавил я, улыбаясь, - мое поведение могло показаться вам странным, но я только теперь начинаю понимать, что произошло. Кто-то из моих родственников подшутил надо мной и ухитрился подменить сегодня фотографии. Признаться, успех этого неумного розыгрыша превзошел все ожидания.