Никита понял, что имел в виду Михалыч, говоря, что Роману Викторовичу ни один мужик не откажет. Как же он его хотел! Хотел его рук и прикосновений на теле! Хотел чувствовать его толчки – грубые и безжалостные, внутри себя. Никита застонал, прикусил губу, чтобы не выдать скрытое желание, но тело выдавало его целиком. Он хотел этого нахального мужика. Хотел, как никогда раньше. Нет! Нет! Не надо так! Затащить в постель и бросить! Мысли о первоначальном плане не помогли. Где-то глубоко заныла жаркой болью похоть. Он затащит этого мужика в постель! И получит от этого удовольствие. Но пусть это произойдёт прямо сейчас!
Никита отпустил руку у шеи и попытался приласкать Романа, но тот отошёл, не отпуская, и зацокал языком. Сжатия на паху усилились, заставляя Никиту заскулить. От боли и от дикого желания. Ну! Давай! Бери уже!
– Хочешь?
Роман Викторович откровенно издевался, но Никите было всё равно. Пусть делает с ним, что захочет! Только здесь и сейчас! Немедленно! Он попытался ответить, но пересохшее горло выдало лишь какой-то неопределённый хрип. Никита закивал. Снова прикусил губу – секса хотелось неимоверно. Бери же, гад! Он задёргался, пытаясь хоть как-то приблизиться. Роман встряхнул его и сжал руку, что до этого дарила жаркое наслаждение. Никита взвизгнул. Из глаз брызнули слёзы. Он хотел заорать от пронзительной боли, но вторая рука мужчины переместилась выше, закрывая ему рот.
Роман Викторович прижался и шепнул:
– Хочешь повторить? Как там, в подсобке ресторана?
Никита закивал. Похоть внутри него спалила недовольство болью, оставляя за собой предвкушение. Делай со мной всё, что хочешь! Прямо сейчас!
Роман Викторович отпустил его. Прижимаясь и даря тепло своего громадного тела, он гладил его по промежности, даря настоящую ласку взамен той боли, что была до этого. А второй рукой нежно щекотал шею и затылок, заставляя Никиту постанывать и жмурится от удовольствия. Он приблизился настолько, что его губы теперь порхали в миллиметре от разгорячённой кожи. Никита, было, потянулся навстречу этой желанной близости, но сильные пальцы, впившиеся в шею, остановили его. Он понял, так делать не надо. Нельзя! Только если он захочет сам.
А Роман Викторович изводил его. Нежностью, теплом, близостью – и недоступностью. Он приблизился к уху и, порой касаясь его щеки губами, зашептал:
– Разложить тебя на столе? Нет. Не хочу. С тобой хочется, чтобы всё было по-другому. Вижу-вижу, как тебе не терпится. Дай мне время всё обдумать. Хочешь повторить то, что было? Готов ждать?
Никита закивал головой, нервно облизывая губы. Похоть внутри него орала в голос «Бери уже! Только не мучай больше!» Роман словно слышал этот голос. Ласкал Никиту, дразня его, но к самому главному не приступал. Говорил шёпотом, заставляя приглушать стоны, чтобы расслышать:
– Если хочешь меня, придётся немного подождать. Ты же готов подождать? Вижу, что тяжело, но придётся. Следующий корпорат у нас на Новый Год. Вот там и попробуешь снова лечь под меня, пока я пьяный. Потому что по-трезваку на такую шмару, как ты, у меня не встанет.
Роман Викторович дождался, пока смысл нежного шёпота дойдёт до парня. И как только увидел его глаза, наполненные пониманием и недоумением одновременно, приоткрыл дверь и вышвырнул Никиту из кабинета. Тот сделал по инерции несколько шагов назад и замер.
Что это было? «Тебя только что послали на хуй», – заботливо отозвался внутренний голос. «Хочу-хочу-хочу!» – продолжало вопить тело, оставшееся голодным. И Никита отчётливо понял, даже несмотря на такой грубый отказ, хотеть начальника меньше он не стал.
Никита потёр ладонями лицо, отбрасывая лишние эмоции в сторону. Что за ерунда творилась? Он восстановил в памяти прикосновения, боль и удовольствие. Вновь зажгла изнутри похоть. Блядь! Он до чёртиков хотел этого мужика! Но голова потихоньку восстанавливала возможность мыслить разумно. Хотелось мужика! Хотелось секса! А потом бросить его как можно больнее! Чтобы прочувствовал всё, что не дал почувствовать ему. Да! Так и следует сделать!
Никита улыбнулся. Он всё сделает так, как запланировал. Никто и не обещал, что будет легко!
Несколько дней Никита разрывался между ненавистью к наглому хаму и желанию затащить его в койку. Только вот к плану «поматросить и бросить» добавилось жгучее желание снова испытать ту болезненную похоть. И даже – этому удивился даже сам Никита – доказать, что он чего-то стоит! Что он не такой, как все. Что он особенный! А ведь ему никогда не приходилось даже думать о таком. Всегда и все были от Никиты в восторге. Ему легко удавалось очаровать любого. И если цель не сдавалась с первого раза, то после яростного напора всё равно оказывалась ровнёхонько там, где он и планировал – на его пороге. В зависимости от симпатий: либо перед предложением руки и сердца, либо вышвырнутый из дома уже после такого предложения.