Прелесть софитов в том, что они слепят. Исполнители почти не видят зал, и нам всем это было только на руку, ведь, отрешившись от мысли о том, что это — арена, мы просто делали то, что любим больше всего на свете и получали от этого удовольствие. Мы танцевали, прыгали и подкалывали друг друга, как будто сцена не была огромной, как будто это — наше обычное шоу. Энергия била через край и через полтора часа я уже даже не думала о том, сколько людей на нас смотрит. Остались только мы пятеро.
Мы играли последнюю перед выходом «на бис» песню, и перед самой кульминацией сделали паузу. Парни перестали играть, а я, выставив перед собой микрофон, подошла к краю сцены, призывая зал петь. И, Господи, он пел! Мы не впервые выступали на такой большой площадке, но это — первый раз, когда именно Clockwork Hearts были гвоздём программы. Публика часто подхватывала слова и здорово помогала мне, когда не хватало дыхания продолжать, но, я клянусь, ещё ни один зал не пел так громко и так слаженно. И этот момент единения с такой прорвой людей сделал меня настолько счастливой, что я чуть не расплакалась. Тут же откуда-то справа возник Алекс и клюнул меня в щёку, а слева подошёл Скай и, взъерошив мне волосы, стал размашисто жестикулировать, призывая зал петь ещё громче. И он пел.
Наконец, когда слова закончились и гвалт поутих, я представила зрителям нашу команду под эпичный проигрыш — сначала Кэша, потом Джонни, затем Алекса, Ская и, наконец, себя. Дождавшись, когда зал снова затихнет, я, без поддержки, низко пропела ту строчку на которой остановилась, затем, хихикнув, вступила ещё раз чуть выше, а потом, отсчитав четыре удара метронома, вступила на верхах, и под барабанную сбивку и оглушительный выстрел пушек с конфетти, взяла свою самую высокую ноту, которую поддержала вся группа. Музыка снова играла, сцену и первые ряды засыпало настоящим ливнем из блёсток, а я просто пыталась не потерять опору и не квакнуть в микрофон. Вот смеху было бы. Но, как ни странно, мне удалось благополучно выйти в вибрато и затихнуть, и с последним аккордом софиты погасли, оставляя зал в кромешной тьме. Тем не менее, люди не спешили расходиться, скандируя наше имя и требуя «ещё одну». Мы были готовы, и когда софиты снова зажглись — неярко и даже как-то по-домашнему — я впервые за этот вечер вставила микрофон в стойку и подтащила её к самому краю сцены, чтобы быть как можно ближе к зрительному залу.
Публика оглушительно взревела, стоило Скаю только начать плавный перебор — ведь все узнали песню с нашего самого первого альбома. И когда я вступила, зал оглушающе громко пел её вместе со мной.
Храни свои секреты у меня под кожей.
Всё забирай, оставь мне лишь грехи.
Свобода стала тесной клеткой,
А ярость маской нежности не скрыть.
Дай мне уйти, если не любишь.
Беги, скрывайся, не смотри назад.
Я не смогу убить того, кого не существует,
Но в сердце не осталось сил прощать.
Я не могу беспечно улыбаться, зная,
Что всё исчезло без следа —
Ведь время никого не возвращает,
Жизнь изменяя навсегда.
И я упорно пачкаю помадой твои письма,
Что каждой строчкой выжжены в душе.
Но бой — так и не начатый — проигран.
Твой свет погас, меня оставив в темноте.
Мне недостаточно того, что предлагаешь.
Но я жалею о другом:
Чернилами ты въелся мне под кожу,
Тебя не вытравить огнём.
На горстку мелочи разменивая святость,
Я брошу всё, что мне принадлежит.
Но мне пришлось убить надежду
Лишь для того, чтобы забыть.
И мне плевать, насколько тебе стыдно,
Ведь ты ничем не лучше остальных.
Но моё сердце так давно разбито,
Что если всё же любишь — просто дай мне жить.
Я давно замолчала, но мне и не нужно было продолжать — зал пел вместо меня. Многотысячный рев стадиона сливался в слова, которые я написала сидя в тесном мини-вэне, не зная даже, сможем ли мы однажды сделать из этого полноценную песню. Успеем ли, до того как контракт с нами будет расторгнут, ведь наша музыка продавалась, мягко говоря, отвратно. Но нам дали шанс. И вот, спустя всего несколько лет мы выступили на арене. И я не знаю, буду ли когда-нибудь счастливей, чем сегодня.
Мы взялись за руки и поклонились. Я бросила бутылку с водой первым рядам, Кэш бросил палочки. Алекс, Скай и Джонни устроили целое представление, бросая медиаторы. Выступление окончательно завершилось. Зайдя за кулисы, мы бросились обнимать друг друга, команду и вообще всех, кого видели, громко скандируя «Мы сделали это!».
Чарли стоял чуть в стороне, радуясь вместе с нами, но при этом пытаясь не попасться нам в руки. Широко улыбаясь, наш бессменный менеджер открыл шампанское. Не было бы ни шоу на арене, ни самих “Clockwork Hearts”, если бы не улыбчивый рыжеволосый мужчина, который отказался от комфорта уютного офиса, нормальной еды и мягкой кровати, просто чтобы быть с нами. Ведь именно он уговорил Дилана дать нам ещё немного времени, когда спустя год гастролей мы всё ещё не были сенсацией. Высвободившись из объятий, я подшла к Чарли и улыбнулась. Он всегда так гордился нами, так сильно в нас верил, что от одной мысли об этом я наконец заплакала. Я так долго сдерживалась, столько времени запрещала себе расклеиваться, что вот он — возможно, самый лучший момент в моей жизни, а я не могу остановить поток самых разных эмоций и просто реву как дура. И улыбаюсь как сумасшедшая. Чарли обнял меня и погладил по голове, как будто мне было пять с половиной. Но я не возражала и только крепко обняла его в ответ.
— Ну-ну, что случилось?
Ответить мне не дали четверо парней, которые словно торнадо пронеслись по бекстейджу и едва не сбили нас с ног. Они навалились со всех сторон и каждый норовил погладить меня по голове или хлопнуть по плечу. Я рассмеялась сквозь слёзы и покачала головой, обнимая Чарли ещё крепче:
— Я просто очень счастлива. — И в этот раз я и правда не лгала.
Мы пили шампанское из пластиковых стаканчиков прямо в огромной гримерке «Риверспринга», когда зазвонил мой телефон. Посмотрев на экран, я изо всех сил закатила глаза и стала искать свободный угол, чтобы никому не мешать своим трёпом. Звонил Лавой Уильямс, главный редактор «Тяжеляка», и не ответить ему я просто не имела права. Честно говоря, Лавоя я слегка недолюбливала, и это чувство было абсолютно взаимным. Но он был главой крупного журнала, так что, хоть я устала, и мне не очень-то хотелось с ним разговаривать, найдя место у гримерного столика, я всё же сняла трубку и даже улыбнулась через силу:
— Здравствуй, Лавой.
— Здравствуй, дорогая. Поздравляю со стадионом! — Преувеличенно воодушевлённо сказал он, — как прошло?
— Отлично. Полный зал, отзывчивая публика... здорово. — Я пожала плечами даже не думая о том, что Лавой меня не видит.
— Это ведь твой первый? — С явной ехидной улыбочкой спросил парень, на что я только снова закатила глаза и невозмутимо ответила:
— Как главный акт — да.
— Здорово, поздравляю ещё раз. Линси, извини, что дёргаю тебя в такой день, но мне чертовски нужна твоя помощь. Я тут читаю завтрашнюю ленту, и в ней не хватает одной важнейшей вещи.
— Какой же? — услужливо уточнила я в ответ на его драматичную паузу.
— Твоего комментария на ситуацию с Алексой Денвер.
Я так и не нашла времени прочитать чёртовы новости и в этот самый момент глубоко пожалела об этом. Надо было выкроить хотя бы несколько минут, ведь что бы я сейчас ни сказала — Лавой расценит это как подробный комментарий. Пришлось глубоко вздохнуть и импровизировать: