Жилье они снимали в крохотном грязном отельчике, без удобств, и вообще ужасно бедствовали. Единственное, что спасало их, так это деньжата, которые иногда подкидывал им Саша Стависский, тоже эмигрант, хотя и давний, и вместе с тем обладавший повадками настоящего французского аристократа.
18 января 1925 года Попо, как его все называли, выходил из цветочной лавки и столкнулся со Стависским. Разговорились. Попо пожаловался, что на носу вакансы, а у него вот нет ни малейшей финансовой возможности съездить в Бухарест, навестить престарелых родителей.
Саша расчувствовался (он вообще был довольно-таки сентиментален) и предложил Попо оказать содействие в добывании денег на вожделенную поездку.
Уже на следующий день, а именно 19 января, Попо отправился в дансинг-бар «У Зелли», в котором он никогда прежде не бывал, а вот Стависский знал хозяина сего заведения самым отличнейшим образом, характеризуя его как вора и страшного скупердяя.
Попо, как и было уговорено с Сашей, заказал рюмку кальвадоса, а когда настал черед расплачиваться, выташил пятидесятидолларовую купюру — сумму по тем временам изрядную.
Глаза у хозяина дансинга при виде купюры радостно загорелись. Он сказал Попо, что у него нет необходимого количества франков для сдачи, ибо вечер только начался и касса почти пуста (эту речь Стависский, между прочим, предсказал буквально дословно).
Попо ответил, как его и научил его умница Саша: «Ладно, выпиши мне чек на 400 франков». Хозяин бара тут же согласился, решив, что напал на полнейшего идиота, ибо 50 долларов стоили гораздо больше.
Получив чек, Попо как бешеный кинулся вон из дансинга. За углом его уже поджидал Саша Стависский.
Вдвоем они, не покидая пределов Монмартра, тут же ринулись в близлежащую кафешку, попросили графин воды, два кофе, лист бумаги, чернильницу и перо.
Как только гарсон отошел, Саша мигом смыл с чека, на котором еще не просохли чернила, надпись «400 франков» и вместо этого аккуратнейшим образом вывел — «42 000 франков».
И настал поистине черный день для хозяина дансинга «У Зелли». За свою жадность и попытку обмануть бедного румынского студента он был страшно наказан.
На следующее же утро после того вечера Попо отправился в банк «Америкэн экспресс» со своим чеком и незамедлительно получил 42 тысячи франков. Тридцать тысяч он отдал Саше, а двенадцать оставил себе и тут же, прихватив жену-цветочницу, укатил в Бухарест.
В первый же день по возвращении после вакансов в Париж Попо был арестован.
Он решил почему-то, что это Стависский на него донес и поступил крайне неблагородно, заложив своего благодетеля. Того тоже арестовали.
Присутствовала и улика: тот самый чек, на коем Стависский старательно вывел «42 тысячи франков». Но у Саши уже тогда имелись очень влиятельные друзья. И из следственной папки вдруг самым непостижимым образом исчез оригинал чека — единственная улика.
Инспектор, который вел дело, был просто в непередаваемой ярости. Но как он ни бесился, отысканию заветного чека это никоим образом не содействовало. Его так и не удалось отыскать, и Стависского пришлось-таки выпустить из тюрьмы. С исчезновением улики держать там его уже не было никаких оснований.
А Попо, между прочим, напрочь исчез. Выйдя через пару лет из тюрьмы, он потом сгинул куда-то — говорят, так и не смог выбраться из нищеты, и даже наоборот, по уши увяз в ней. На самом деле, в точности мне ничего неизвестно, как неизвестно и всей парижской префектуре. Может, Попо растворился в толпе бездомных, а может. и вернулся не солоно хлебавши вместе со своей женой-цветочницей в родную свою распрекрасную Румынию. Я тщательно навел справки — медицинский факультет он в Париже так и не закончил — это все, что удалось мне узнать.
А вот с Алексом все произошло ровным счетом наоборот. После истории с чеком, заработанные тридцать тысяч франков утекли у Стависского буквально в считанные часы. Однако он тут же придумал нечто новенькое и притом такое, что способно было привести к самому радикальному обогащению.
И совсем скоро Сашу очень многие заметили — я имею в виду не только Париж, но и всю Францию. Причем известность его нарастала как снежный ком. Он стал знаменит, и прославило его, надо сказать, отнюдь не мастерское умение смывать чеки.
Алекс превратился вдруг в человека, который, фигурально выражаясь, купается в миллионах. Постоянно бравируя своим положением, он обыгрывал его, устраивая из своего образа жизни грандиозное и необычайно эффектное шоу. Это зрелище неизменно потрясало французов.