Тихонов уходил из жизни осознанно, поскольку попросту устал жить. Устал по многим причинам. Во-первых, к тому времени из жизни ушли практически все его друзья, с которыми он долгие годы делил все радости и горести бытия (лучшим другом у него был кинорежиссер Станислав Ростоцкий, умерший в августе 2001 года от инфаркта). Во-вторых, время на дворе было уже не его: из него ушла культура, порядочность, интеллигентность. Чтобы не видеть всего этого и, главное, не участвовать в этом, Тихонов стал отшельником, перебравшись жить за город на дачу. Свой отъезд актер объяснял следующим образом:
«Я Москву уже не люблю. За последнее время столица сильно изменилась, причем не к лучшему. Загазованная стала, загаженная… Я люблю те ее места, где живет искусство. Вот раньше столица только этим и дышала, не зря Москва считалась чуть ли не самым культурным городом в мире. А теперь… В общем, в последнее время я редко здесь бываю. И ностальгии по Москве не испытываю».
Отталкиваясь от этих слов, можно с уверенностью сказать, что и российская действительность Тихонову вряд ли могла нравиться. Ведь Москва — квинтэссенция России. Про последнюю тоже можно сказать, что она после развала СССР стала сильно загаженная, как в фигуральном смысле, так и в переносном — грязь в ее жизни повылазила из всех щелей. Жить в такой обстановке людям, которые помнят страну другой, советской, чрезвычайно трудно. Подлинная культура новой стране, по сути, не нужна, она находится в загоне, как и те, кто являются ее носителями. Тихонов это понимал, поэтому в последние два десятилетия, по сути, самоустранился от активной жизни, ведя жизнь отшельника. Он и в кино почти не снимался, поскольку сказать что-то важное новому поколению он уже не мог, да и не хотел. Тем более что все важное уже было сказано им в его прежних, советских работах, некоторые из которых регулярно показывались и по российскому ТВ.
Все, что мог сделать Тихонов как деятель искусства, он уже сделал — на его положительных героях было воспитано не одно поколение советских людей. В новой России ситуация несколько иная. Ее молодому поколению уже не нужен наш, советский, черно-белый Исаев — Штирлиц, рискующий жизнью ради своей социалистической родины. Нынешним молодым людям нужен Исаев — Штирлиц «в цвете», да еще бьющийся за абстрактную родину (не случайно в новом сериале «Исаев» будущий Штирлиц на вопрос, за кого он, за красных или за белых, отвечает: «Исаев еще не определился»). Естественно, с такими «штирлицами» герою Тихонова (как и всем его героям в целом) было уже не по пути. Поэтому символично, что ушел великий актер в тот самый год, когда новые «штирлицы» начали торить себе дорогу в новом постсоветском искусстве.
О том, как уходил великий актер, вспоминает его дочь Анна (интервью «Московскому комсомольцу», номер от 12 декабря 2009 года, автор — А. Мельман):
«Последние два с половиной года мы с ним неотлучно жили на даче: муж, дети, мама и он… Полтора года назад папа сделал небольшую операцию и вроде чувствовал себя неплохо. Но я понимала, что он устал от такого положения, которое не меняется. У него не было желания куда-то выходить. Ему звонили журналисты для интервью или для каких-то своих дел, но он не соглашался ни под каким видом. Летом я заметила, что он стал очень долго спать. Сначала в 12 часов просыпался, потом в час, в два, а иногда даже полчетвертого. Это встревожило. Мы всячески пытались с ним поговорить, выяснить, что случилось. Но он смотрел молча телевизор и ничего не отвечал. Говорил: «Я потихоньку ухожу». Было впечатление, что отец меня к этому готовил. Говорю ему: «Папа, зачем ты так? Мы же все вместе, и все нормально».
В последний раз он опять напомнил о своем близком уходе месяца три назад. Я вновь старалась его подбодрить, напомнила, что его мама долгожитель — прожила 93 года. Когда началась осень, мы с мамой стали уговаривать его лечь в больницу. Раньше папа проверялся минимум раз в год. Но на этот раз ничего не помогало. Отказывался наотрез. Потом я стала пытаться вызвать врачей к нам на дачу. Это было непросто, ведь папа обслуживался по месту прописки, в Сивцевом Вражке, и нужно было специальное разрешение. Я написала письмо с просьбой, врачам это не очень нравилось: «Почему это мы должны ездить? Пусть он сам приезжает в поликлинику. Не ваш один папа такой заслуженный». Наконец месяца полтора назад приехала «Скорая», врачи померили давление, сделали кардиограмму и уехали. Затем позвонили и сказали, будто что-то им не нравится, но что, точно не знают. Потом еще раз приехали, сказали, что нужно лечь в больницу. Папа опять отказался. Так было раза три. Ни в какую. Отец давал расписку и оставался дома. Говорил: «Мне 81 год, пожил, хватит». Перестал пить таблетки. Врач это обнаружил. Мы нашли эти таблетки в дальнем углу его тумбочки, и тогда я два раза в день ему их давала. Он пил, чтобы меня успокоить. Но каждый раз смотрел так грустно: «Ну и зачем? Может, хватит? Для чего это нужно?»