Вспоминая прошлое, он сам не заметил, как начал намурлыкивать песенку, сначала тихонько, а потом все громче и громче, пока не понял, что поет во весь голос, стараясь разогнать тишину башни. Эльф пел о красоте лесов, о сладких фруктах, падающих с деревьев в руки, о красивых женщинах, таких недоступных и гордых, но таких любящих и преданных. О сильных воинах, защищающих свои земли. О мудрых правителях, живших тысячи лет назад. И о том, что уже ничего из этого не вернуть. Старые песни сами собой просились на язык, слова сами слетали с губ, заставляя улыбаться и плакать, чувствовать тоску и одновременно гордость за свой народ, за то, что они боролись, они пытались, они хотели что-то сделать. Просто их сил не хватило, чтобы защитить леса, сберечь наследие предков, спрятать красивых женщин, убрать с глаз людей драгоценности и ценные породы деревьев. Им не хватило коварства, злости, ненависти к людям. Не хватило могущества всех магов и всех правителей. Им не хватило времени, чтобы осознать, что мир изменился, и теперь им правили жадность, злоба, жестокость и кровавые войны. Эльфы слишком закостенели в своих представлениях о мире, и когда мир изменился, а расстановка сил стала не в их пользу, было уже слишком поздно что-то менять…
— Какого дьявола ты воешь? — раздраженный голос Ронины раздался сверху.
Истираль оглянулся — магичка стояла на ступенях и куталась в широкий балахонистый халат, заляпанный подозрительными пятнами. Почему-то она была босая, и ему подумалось, что ей наверняка холодно стоять босиком на каменных плитах.
— Я пою, — ответил он, даже не думая обижаться. Растрепанная Ронина выглядела как-то беззащитно, а в сонных глазах плескалось лишь легкое раздражение. — Мне стало так грустно и одиноко…
— Да пой, ради всех проклятых богов, только не с утра! — магичка наконец поняла, что что-то не так, наколдовала себе теплые пушистые тапки, обулась и спустилась вниз.
Она подошла к столу, придирчиво осмотрела его содержимое, не нашла, к чему придраться, и щелчком пальцев зажгла в печи огонь, тем самым сразу сделав атмосферу в зале намного более уютной. Эльф смотрел на нее во все глаза, понимая, что его почему-то не гонят. И работы не дают. Вообще, разобраться с тем, чего от него хочет Ронина, было сложно. В данный момент она явно больше всего на свете хотела спать, что ясно читалось на ее слегка помятом лице. Сейчас магичка не казалась грозной или страшной, она была обычной заспанной женщиной, с отпечатком уголка подушки на щеке и слегка растрепанными черными волосами. Она казалась… домашней?
— Что смотришь? — разрушила идиллию Ронина. — Жрать будешь?
Светлый решил, что она милая лишь тогда, когда не открывает рот, поскольку говорила магичка всегда грубо, а быть может, просто отвыкла от всех этих тонкостей этикета.
— Буду, — кивнул он, решив, что это не его ума дело. Хочет быть грубой и казаться неотесанной деревенщиной, то на здоровье, пусть ругается, лишь бы не делала ничего плохого.
— Ну и умница, — магичка аккуратно перенесла силовыми захватами банки на полку, тем самым освободив стол, и наколдовала какое-то замысловатое кушанье на большом овальном светло-зеленом блюде. Эльф недоверчиво покосился на это добро и спросил:
— С каких пор ты стала таскать с королевского стола диетический паштет?
— Вот дерьмо! — ругнулась Ронина, взглянув на свое приобретение. — Раньше этот старый хрен жрал по утрам очень вкусные вещи. — Паштет же и правда цветом и консистенцией был больше похож на содержимое туалета, а не на еду.
— Насколько я помню, у него проблемы с печенью, и лекари посоветовали питаться паштетами из куриной и утиной печенки, чем это, собственно, и является, — Истираль указал пальцем на блюдо, решив, что раз здесь никакого этикета нет, то и ему можно расслабиться.
— Проклятье, у меня-то с печенью все в порядке. У тебя, надеюсь, тоже? — магичка убрала блюдо туда, откуда взяла, и задумалась.
— Я совершенно здоров, — ответил эльф, глядя на то, как ее пальцы выплетают новое колдовство. Темная сила взметнулась между ее рук, нити заклинания заскользили и сплелись в сложный узор, который медленно растворился в воздухе.
— Теперь у нас будет нормальная еда. Не королевская, но я надеюсь, ты ничего против меню графа Силерина не имеешь? — спросила она, серьезно взглянув на эльфа.
— Я такого не знаю, — покачал головой тот и в ответ получил в воздухе портрет дородного толстячка с намечающейся лысиной. Но даже внимательно его рассмотрев, лишь покачал головой, не признавая нового графа. — Мы с Нилайей слишком давно были при дворе.
— Оно и понятно, — буркнула Ронина и поставила на стол новые блюда: большой мясной окорок, несколько лепешек с разной начинкой и большую тарелку пирогов. — Теперь мы будем есть то, что ест граф.
— Ты что, воруешь со столов еду? Сначала у короля, а теперь у графа? — возмущенно спросил Истираль, глядя на наколдованное.
— За кого ты меня принимаешь? Я тебе шарлатанка какая? — в глазах магички вспыхнул огонь и переметнулся жаром на щеки. Обвинение в воровстве задело ее за живое. — Я честная изобретательница, а это заклинание копирования! Оно копирует любое блюдо и доставляет мне сюда телепортом. Не хватало еще объедки с барских столов жрать!
Эльф пристыженно опустил взгляд, понимая, что позволил себе лишнего. Сейчас она имела полное право наказать дерзкого раба. Но почему-то удара так и не последовало. Молчал и ошейник, никак не реагируя на хозяйский крик. Лишь звякнули упавшие на стол ложки и ножи. Ронина молча отрезала себе кусок мяса, сунула в рот и принялась жевать с таким видом, словно бы Истираля здесь рядом вообще не было. Она смотрела сквозь него как сквозь пустое место, что для эльфа было вдвойне обидно. Нет, он сам виноват, ляпнул первую пришедшую в голову глупость…
— Извини меня… — тихо прошептал он, понимая, что Ронина все равно никогда не пойдет на мировую первой. — Я не подумал. Просто многие маги…
— Я не многие, — оборвала его магичка и сунула блюдо ближе к нему. — Давай ты перестанешь сравнивать меня со старыми пердунами и шарлатанами. Научись видеть истинную магию. А теперь жри. Молча.
Нарушить приказ эльф не смог и действительно молча съел и вкусное мясо, и лепешки, и даже пару пирожков. Открыть рот он смог только после того, как полностью насытился.
— Я постараюсь исправиться, — поправился он, глядя на то, как на столе появляются бокалы с темным напитком. — Извини, конечно, но… спиртное с утра как бы…
— Истираль, если ты не угомонишься и не прекратишь навязывать мне правила высшего общества, я прикажу твоему браслету заткнуть тебя на год. В следующий раз — на два года. И так далее. Чем чаще ты будешь болтать ерунду, тем дольше будешь молчать. Я понятно объясняю? — Ронина пристально взглянула на ошарашенного эльфа и довольно кивнула сама себе. Огонь в ее синих глазах уже поутих, но порой все еще мелькали далекие крохотные искорки, напоминая, что магичка может взорваться в любой момент, и тогда наказание будет жестоким.
— Да, мне все понятно, — наконец выдохнул он и сам ухватился за предложенный бокал. — Это не вино, — после первого глотка заявил эльф.
— Это пунш, — ответила Ронина. — Неплохое начало утра. И на будущее запомни — в моем доме я делаю то, что мне хочется. И ты будешь делать как то, что мне хочется, так и то, чего хочется тебе. Если я хочу пунша утром, то никто — ни ты, ни короли, ни боги не запретят мне выпить его. Если я хочу нормальной еды, то я добуду ее. Если я хочу спать, то я буду спать. Кстати да, пой, будь добр, в другое время суток. Можешь ночью, такой вой будет вдохновлять меня препарировать грызней быстрей.
— Я… ладно, хорошо, — Истираль не стал спорить, допил свой бокал и отставил в сторону.
Ронина тоже быстро доела, тем самым завершив трапезу. А потом началась магия. Эльф наконец увидел, откуда у нее берутся стеклянные банки такой необычной формы. На самом деле никакого стеклодува не существовало — она превращала в банки всю лишнюю посуду. Он почти круглыми глазами смотрел на то, как блюда и бокалы сами собой пляшут на столе, превращаются в единую слитную комковатую массу, а потом медленно и плавно, будто танцуя, вращаются и становятся той самой прозрачной стеклянной банкой с широким горлом. Ронина что-то довольно буркнула и отставила получившуюся банку в сторону, одним движением уничтожила оставшуюся белую крошку и победно взглянула на эльфа.