Вернувшись в башню, Истираль осмотрел себя с ног до головы, но так и не понял, что же произошло. Почему на него уже не норовили упасть все насекомые, почему его не тронули змеи и почему даже ни одна лиана не коснулась ноги. И не поняв причины, он пошел с этим вопросом к хозяйке.
Ронина заготовила уже свое консервирующее зелье и теперь вовсю ковырялась в змеях, разбирая их на органы. Эльф поморщился от окровавленного стола, покрытого неаппетитными кишками и еще какими-то мешочками непонятного назначения, но все же подошел ближе.
— Пришел мне помочь? Похвально, — пробубнила магичка, не отрываясь от своего занятия. Первая распотрошенная змея уже ничем не напоминала исходник.
— Я еще спросить хотел… — неловко замялся Истираль, глядя на покрытые силовым полем тонкие женские пальцы, достающие кости из тушки. Ему показалось, или Ронина действовала чрезвычайно бережно, почти… любя?
— Ну?
— Почему они не нападали на меня? — выпалил эльф и отвернулся.
— Я отвечу, но сначала пообещай, что мой ответ ничего не изменит. Я не хочу, чтобы ты… как угодно навредил мне или себе, — медленно произнесла магичка, а после сложила все вытащенные кости в подобие скелета, удовлетворенно хмыкнув. Истираль подумал, что оказывается, у змей есть лишь длинный сплошной позвоночник и какие-то непонятные выросты вместо ребер… но, возможно, это последствия мутаций, поскольку он попросту не помнил, было ли у нормальный змей что-то подобное или только один позвоночник.
— Хорошо, я обещаю, — опрометчиво ответил он.
— Ты становишься темным, — проронила магичка и сунула собранный скелет в одну из банок.
— Что? — Истираль пошатнулся и вцепился руками в край стола, тот жалобно заскрипел, а Ронина чертыхнулась.
— Я уже говорила, что ошейник меняет тебя? Ну так вот, он меняет и твою энергетику, чтобы тебе лучше жилось со мной в моей тьме, — она усмехнулась какой-то горькой, почти отчаянной улыбкой, будто бы сожалела о происходящем. — Не бойся, твои способности к исцелению и выращиванию всякой зеленой херни никуда не денутся. Напротив, я надеюсь их применить в нашем лесу.
— Нашем? Это же твой лес! — вырвалось у эльфа раньше, чем он смог подумать. Он был ошеломлен и раздавлен, поскольку если у него изменится даже магия, то… от самого Истираля ничего не останется, появится некто новый и неизвестный ему.
— Теперь это наш лес, дорогой, — Ронина взглянула на него прямо и уверенно. — Только не говори, что ты против. Тебе никуда от меня не деться. Умирать я не собираюсь, как и убивать тебя и позволять другим тебя убить. И маги, и эльфы живут долго… очень долго. Некоторые проживают тысячелетия, пока их не убьют или они сами не попросят убить их. Так что нам с тобой ничего не остается, как смириться и жить вместе в нашем лесу, — она сделала акцент на последних словах.
Истираль недоверчиво взглянул на хозяйку.
— Ты согласна делить со мной свои угодья?
— А что их делить? Леса хватит на двоих с головой. В башне мы будем спокойно уживаться, места тоже хватит. А больше нам ничего и не нужно, лишь бы еду графа не травили, а то это слишком бодрит с самого утра, — отрезала Ронина, а после силовым импульсом подтянула к эльфу целую копну какой-то приторно пахнущей травы. — А теперь за работу. Промой, отдели листья, цветы и стебли. Цветы измельчи в ступке и залей холодной водой. Стебли запарь кипятком, а листья вынеси сушиться наверх на лестницу и там их не мочи. Вперед.
Эльф ухватил пучок раньше, чем получил сигнал от ошейника, и быстро оборвал цветы, почти не думая ни о чем. В голове резко стало как-то пусто и неправильно. То, что Ронина признала его, выбивало из колеи. И то, что она позволяла ему занять рядом с собой место… пусть и не равного, но хотя бы приближенного, было для него уже удивительно. С Нилайей он всегда знал, что раб и никуда от этого не денется. А здесь… магичка не смотрела на ошейник, она смотрела ему в глаза. Ее взгляд заставлял чувствовать себя полным ничтожеством, но и желать подняться выше, измениться и стать чем-то большим, чем это ничтожество.
Он сам не заметил, как собрал все цветы, как оборвал листья и отделил стебли, а после набрал воды и сначала залил в одном ведре холодную, а в другом пришлось магичить кипяток, поскольку Ронина не пустила его к алхимической печи. Хотя на всякий случай печь для еды не помешала бы, мало ли, что может произойти.
— Не думай, что все так просто, — вдруг проронила магичка, когда он закончил с цветами, а она убирала со стола. Время пролетело незаметно, под потолком зажглись магические светильники-шары, освещая зал и особенно столы со всем необходимым. — Думаешь, мне легко принимать твое присутствие? Нет, мне не легко, даже наоборот, очень тяжело. Нилайя отдала тебя, как любимую игрушку отдают младшей сестре.
Она вздохнула и подошла к замершему Истиралю, забывшему, что он там хотел. Из его рук посыпались листья, которые он собирался разложить на каком-нибудь покрывале наверху.
— Я не…
— Не игрушка? — Ронина печально покачала головой. — А кто же ты, а? Разве тобой не играли всю жизнь, как и всеми нами? Сначала в твоем родном лесу, потом разные хозяева, а теперь я? Разве Нилайя давала тебе свободу? Настоящую свободу, а не ее иллюзию?
Истираль молча опустил голову, стараясь ничем не выдать своих истинных чувств. Его лицо окаменело. А ведь и правда… он-то Нилайю любил, искренне, как мог любить только эльф. А вот она… так ли были правдивы ее слова? Так ли на самом деле она жертвовала всем ради их чувств? Хотела ли она и правда спасти их сына или же… просто избавилась от него? А после и от отца…
— Нет, это неправда! — выдохнул он, ошейник обжег горло болью, поскольку все, что сейчас мог чувствовать Истираль — это ненависть, всепоглощающую и беспощадную.
— Не спеши, подумай, — Ронина никак не отреагировала на его выкрик, лишь подошла ближе и одним касанием успокоила взбешенный ошейник. — У тебя полно времени. Целая вечность. А сейчас будь добр, закончи с листьями и ты свободен.
Магичка вернулась к письменному столу, над стопкой бумаги вспорхнуло перо, записывая ее мысли об исследованиях.
Истираль собрал все силы на то, чтобы и правда закончить работу, а после уже раскисать. Но сказанное Рониной не выходило у него из головы. Что, если она права? Что, если он на самом деле никому не был нужен, все только делали вид, что он чего-то стоит? Он вспоминал сальные шуточки стражи в покоях Нилайи о том, какая он сладкая куколка и что бы они с ним сделали, если бы он попался в их распоряжение. Презрительные взгляды остальных магов, хотя даже он порой был сильнее некоторых в плане резерва. Да, у них были знания, опыт и поддержка ордена, но… поодиночке он мог бы их уделать. У него тоже были кое-какие знания, неплохой резерв и магия света. Но увы… ошейник не позволял напасть на кого бы то ни было.
А сама Нилайя… так ли она была искренна? Или ей что-то нужно было от него? Зачем она вообще его купила? Конечно, по официальной версии, из жалости. А на деле… она получила идеального преданного раба. Мужа, любовника, друга, секретаря, помощника и раба в одном флаконе. Она говорила слова любви, но… никогда не смотрела в глаза. Поначалу Истираль считал, что она стесняется, все же такая любовь незаконна. Но теперь, взглянув на это с другой точки зрения, он подумал, что она могла врать. На самом деле Нилайя не любила его, а просто использовала… но как же ребенок? Или он был всего лишь последствием их отношений, забытым заклинанием, не выпитым зельем? Почему на самом деле Нилайя — опытная магичка — согласилась родить полуэльфа? Ведь знала же, чем это чревато.
— Будь ты проклята! — он ударил кулаком по стене башни и только теперь очнулся, поняв, что так и остался на чердаке после того, как закончил работу. И если бы не ошейник, то он бы ее не закончил.