Закончив завтракать и побросав остатки и косточки слизню, Ронина довольно откинулась на стуле и погладила живот. Наконец-то она не хотела есть и пить и чувствовала себя достаточно сильной для того, чтобы продолжить прерванное вчера дело.
— Сейчас я отправлю тебя к гномам снять мерки, как вчера и обещала, — сказала она, глядя на Истираля с каким-то сочувствием. — Портал подержу, не беспокойся. А потом ты будешь учиться телепортации. Пора уже начинать изучать что-то полезное, а не только алхимию.
— Алхимия полезна, — осторожно ответил эльф, глядя на Ронину и пытаясь понять, сердится она или нет. Но судя по обычному слегка недовольному лицу, она пребывала в своем типичном расположении духа.
— Да, но не в нашем случае. Алхимия не подходит для боя магов, как бы мне этого ни хотелось. Я, конечно, могу бросить в ублюдка склянку с взрывчаткой, но сам понимаешь, толку от этого будет мало. Ты должен научиться сражаться зачарованным оружием и должен выучить боевые заклинания, как и телепортацию. Для боевых у тебя пока что слаб резерв, так что тренируйся бытовыми и всякой ерундой, он нарастет. А в телепортации сначала стоит выучить теорию, это займет достаточно времени, чтобы ты накопил нужное количество маны для разового телепорта.
— А если нападение случится раньше? Например, завтра? — уточнил Истираль.
— Завтра мы никуда отсюда не выйдем. Если они нападут, то будут долго и счастливо продираться сквозь лес и полчища тварей, так как я перекрыла сюда телепортацию кого бы то ни было, кроме меня и тебя. Любого, кто попытается открыть телепорт в башню или около башни, размажет в лепешку.
— А если… — начал было эльф, но магичка его прервала:
— Все, никаких если. Сейчас пойдешь к мастеру Торигейду и сделаешь все, что он тебе скажет, в разумных пределах, конечно. А потом будешь читать умные книжки, чтобы наращивать мозги.
— Разве мозги не растут сами по себе? — усмехнулся эльф.
— У детей — да, а у взрослых они усыхают от безделья и тупости. Проверено опытным путем, — отрезала магичка и притянула к себе свою любимую сферу.
Разговор с гномом много времени не занял. Торигейд согласился принести сферу в кузницу, чтобы Ронина смогла открыть телепорт прямо туда. Она объяснила это тем, что не хочет, чтобы гномы волновались из-за брожения эльфа по их городу, но на самом деле Ронина просто сомневалась, что потянет открывать и закрывать множество телепортов туда-сюда. Так что проще было переправить Истираля сразу на место, а потом сразу же забрать, не закрывая телепорт. Она сомневалась, что снятие дополнительных мерок и проба заготовки меча займет много времени.
Гном-кузнец долго и недовольно смотрел на эльфа, но потом все же согласился с тем, что меч будет принадлежать ему, поскольку эльф собственность колдуньи, а та спасла жизнь его племяннице и ее дочери, так что это был своего рода долг крови. Долго Истираля держать не стали, памятуя про портал. Да и краткий рассказ Ронины о нападении магистра и попытке захватить ее в плен заставил Торигейда поторопить мастера.
Фактически за время знакомства с гномами Торигейд, а до этого его отец, были своего рода главными по общению с Рониной и считались кем-то вроде подручных колдуньи, что заставляло остальных гномов считаться с их мнением и просьбами. Сама Ронина в свое время выбрала Торигейда как уже знакомого с нею гнома — отец приводил его несколько раз перенимать наследие — да и с ним ей было проще обсуждать некоторые вещи, чем с кем-либо еще. Не все гномы были прямо уж такими твердолобыми, но большинство отличалось крайним консерватизмом и неспособностью изменить свои расистские и политические взгляды. Так что она предпочитала видеть знакомое лицо, которому могла доверять, чем множество новых лиц, еще неизвестно, какие цели преследующих и чего желающих от союза с темной магичкой.
Забрав Истираля обратно домой, Ронина ощутила себя довольно усталой. Она сама не знала, почему обращение так странно подействовало на нее, но старалась выглядеть бодрой до последнего. Эльф похвастался тем, что увидел вживую настоящую гномью кузницу, о которой ходило столько слухов и легенд, что можно было записывать целую книгу, а то и не одну.
— Что ж, наверное, ты был первым эльфом, которого пустили в святая святых гномов, — усмехнулась она. Восторг парня казался ей каким-то детским, но чему еще радоваться бедному светлому, если у него больше ничего нет?
— Вполне возможно, что первым за несколько тысяч лет, — подтвердил Истираль.
— Что ж, если ты закончил восторгаться гномами, которых раньше боялся и ненавидел, то я предложу тебе кое-что еще, прежде чем мы начнем учить тебя телепортации. Расскажи мне все, что ты знаешь об ошейнике, — Ронина взяла со стола артефакт и повертела в руках. Тот оставался сплошным монолитом, даже и не думая открываться. Похоже, он реагировал лишь на мысли и желания владельца.
— Он… полностью ломает, — вздохнул светлый, тут же теряя всю радость и восторг.
— Это я знаю. Мне интересно другое — как он это делает? — гнула свою линию магичка, исследуя руны на внешней стороне ошейника. Часть из них она знала, но как минимум две не могла распознать, а еще три имели несколько значений, и какое конкретно указано на ошейнике, оставалось только гадать.
— Впервые он обдает все тело болью… — поморщился Истираль. — А дальше я не знаю. Дальше все происходит само собой.
— Насколько я понимаю, при первом порабощении до сих пор свободного разумного, ошейник буквально врастает в нервную систему, отсюда и боль. Потом он просто влияет на спинной и головной мозг, на сигналы, которые те отправляют рукам и ногам, а также прочим частям тела. То есть ошейник может вызвать у тебя голод, если хозяин захочет тебя принудительно кормить до разрыва живота, может заставить пить, пока не лопнет желудок, или же работать, пока тело не свалится замертво. С мертвых рабов ошейник снимается сам… — Ронина поморщилась.
Истираль тяжело вздохнул. Да, это было правдой. Ошейник делал с рабом все, чтобы тот полностью и безоговорочно подчинялся хозяину. Многие специально усиливали воздействие, чтобы раб превратился в какое-то подобие живого голема, делал лишь то, что приказано, и даже не двигался без разрешения хозяина. Но такие рабы быстро умирали, поскольку их тела не выдерживали подобного скотского отношения. Он видел много раз гибель рабов на рынке, где его держали до покупки Нилайей. Туда солдаты свозили всех пойманных рабов. Кому-то повезло, и на них надели обычные ошейники, поделки современных мастеров-артефакторов. За такие игрушки богатеи платили много и часто, поскольку рабы могли повредить ошейник или же каким-либо образом избавиться от него. А вот артефакты Ушедших попадались реже, их надевали на ценных рабов, чаще всего на эльфов, которым многие человеческие артефакты были на один зуб.
— Я все равно больше ничего не знаю, — развел руками Истираль. — Могу лишь сказать, что поначалу это ужасно больно, страшно и мерзко, но потом привыкаешь, как и ко всему остальному.
— Было бы любопытно исследовать воздействие и этого ошейника на кого-нибудь, но мне не хочется заводить здесь еще разумных существ и тем более рабов, — Ронина положила артефакт на стол. — Поэтому ты можешь рассказывать мне, какие чувства он у тебя вызывает и при каких обстоятельствах. Конечно, данные не полные, поскольку ты в нем ходишь уже достаточно долго и будешь теперь вечно, но все же это лучше, чем ничего.
— Хорошо, я буду рассказывать. Например, когда ты пыталась себе разрезать живот, я думал, что сойду с ума, поскольку ты приказала разрезать тебя, а я не мог причинить тебе никакого вреда. У меня сильно заболело в висках, — эльф неосознанно коснулся правого виска, вспоминая ту боль. — Но потом я смог отговорить тебя от этой глупости, и все прошло.