Истираль спустился в свою комнату, съел остывший обед — Ронина наверняка его создала сразу после завтрака — и пошел отчитаться о проделанной работе. Прошло уже достаточно времени, чтобы магичка закончила свои опыты, а потому он счел, что вполне можно показаться ей на глаза.
========== Глава 4 ==========
К сожалению Истираля, Ронина опыты не закончила. Она как раз препарировала какую-то рогатую скотину, разложив ее на металлическом столе. Ловкими и быстрыми движениями магичка извлекала из утробы зверя внутренности, поднимала их закутанными в тонкие силовые поля руками, разглядывала на ярком свету от большого белого светильника, зависшего прямо над столом, взвешивала и складывала в подготовленные банки. Попутно над столом летал блокнот с пером, записывая под диктовку ее слова.
— Печень молодого грызня… Не деформирована, но увеличена в размерах по сравнению с предыдущими образцами. Светло-коричневого цвета. Желчный пузырь сильно редуцирован, осталось всего несколько проток. Желчь поступает в двенадцатиперстную кишку фактически напрямую…
В этот момент в теле монстра что-то забулькало, Истиралю показалось, что внутренности его зашевелились, а после быстро сдулись, испустив мерзкий, просто отвратительный запах. Эльф не выдержал зрелища окровавленного стола, трупа и в особенности запаха и согнулся в приступе рвоты на пороге.
Ронина оглянулась на непредвиденную помеху и злобно выругалась, помянув мать Нилайи.
— О проклятье! Я же говорила сюда не спускаться, пока я не закончу, — она активировала вентиляцию, и где-то в стенах башни что-то натужно загудело. Заклинания стали разгонять вонь и закачивать свежий воздух.
Магичка раздраженно плюхнула печень в подготовленную для нее большую бутыль с почти квадратным горлом, очистила руки и передник, прикрывавший костюм, и подошла ближе к эльфу.
Тот лишь тяжело вздохнул, чувствуя, что прямо сейчас его будут убивать. И, скорее всего, он ляжет рядом с тем монстром на лабораторный стол.
— Я не… хотел… думал просто отчитаться о работе… — заблеял он, ощущая второй подкатывающий к горлу ком. Ронина с брызгами оранжевой крови на силовом щитке над лицом заставляла его чувствовать себя абсолютным ничтожеством. И пугала злобным взглядом. Эманации смерти завершили картину. Ощущение чужой гибели, да к тому же еще и монстра, мутировавшего под действием темной магии, довершили картину, и он повторно согнулся, избавляясь от остатков обеда.
— Ну вот, только продукты перевел, — вздохнула Ронина и быстро набросила на эльфа очищение, заодно убирая все неаппетитные лужи. — Так, выйди умойся и пережди где-нибудь, иначе заставлю вместе со мной препарировать грызня. Вообще, когда-то эти звери были волками, но теперь от волков у них почти ничего нет…
Истираль уже не слушал ее объяснений, позорно сбежав в уборную. Нет, чисто теоретически он знал, что раз магичка держит у себя в башне все эти банки с кишками, то каким-то образом эти кишки извлекает… Но одно знать теоретически и стараться не думать, и совсем другое — увидеть собственными глазами всю эту мерзость. Он сунул руки в невысокую бочку с холодной водой и постарался успокоиться. Хорошо ей говорить…
Да, он видел смерть и кровь на войне. Тогда он знал, на что подписывается. Знал, что будет убивать и сам может быть убит. Видел все эти неаппетитные вещи и тоже воротил нос, поскольку так уж устроены светлые эльфы. Им претит смерть с ее душными эманациями, они ратуют за жизнь и за мир. Вот только их никто никогда не спрашивал… Сначала темные собратья устраивали набеги до тех пор, пока не оттеснили светлых на расстояние в двое суток конного перехода от своих границ. Днем темные эльфы плохо переносили солнце, намного хуже видели и предпочитали не высовываться из своих подземелий. Так что войны с ними были эпизодическими и спонтанными. А потом уже, через несколько столетий, в игру включились люди. И отсчет начался.
Как ни странно, Истираль не часто скучал по дому. Его иногда охватывала тоска, желание увидеть родных и близких, если те еще живы. Хотелось вспомнить нежные руки матери, милое лицо подруги, когда-то давно обещанной ему в невесты да так ею и не ставшей. Отца, братьев и друзей тоже хотелось повидать. Но потом он понимал, что даже если каким-то чудом сбежит, снимет ошейник и доберется до границ, которые ныне все больше отдалялись, сокращая и так скудные территории эльфов, то увидит дома совсем не то, чего ему хотелось.
Он не хотел видеть раненых сородичей, разруху, голод, бесконечные свары самых близких… Лишенные своих сил, домов, семей, большей части природной магии, эльфы медленно вырождались, не прекращая при этом враждовать даже друг с другом. Власть, богатство, авторитет, сила — все это заставляло их вгрызаться в глотку даже родственникам, что уж говорить о совершенно чужих. Эта дрянь пришла к ним от людей, как и многие другие болезни. Вот только травами и магией желание власти, богатства и силы никак не лечилось. И Истиралю не хотелось видеть то, во что превращался некогда великий и сильный народ светлых эльфов.
Магия медленно уходила из их мира, постепенно, как песчинки пересыпались в песочных часах. Поначалу это было незаметно, но теперь, после гибели священных эльфийских лесов, после опустошительных войн, после того, как орден магов перестал заниматься своими прямыми обязанностями, она потихоньку таяла, как кусок льда по весне в северных областях. Медленно, плохо заметно, но неотвратимо.
И теперь, стоя рядом с бочкой с холодной ледяной водой, он пытался понять, так ли уж плоха Ронина, которая делает то, о чем не думали ни в ордене, ни в королевствах, ни вообще где бы то ни было. Да, ему все еще мерзко и противно думать о мертвых животных, о внутренностях в банках, о крови на ее щитах, но… она хотя бы пыталась. Она колдовала, сгребая силу в свои тонкие руки, и заставляла мир меняться в нужную ей сторону. За Рониной будущее… каким бы страшным оно ему ни казалось. Одна хрупкая с виду женщина со стальной волей могла повернуть историю. Он это знал хорошо со старых примеров.
Когда-то давно, еще до появления людей, а это уже тысячи лет назад, колдовство позволяло создавать даже источники магии. Правда, такое было под силу только самым мощным магам, и то лишь единожды за их жизнь для равновесия в мире, но зато это и правда было возможно. До сих пор ходили легенды о великой темной эльфийке Лластирин Тарсалос, которая отдала собственную силу для того, чтобы в их подземельях появился собственный источник магии. После этого она умерла, не сумев выжить без магии, но все же она совершила подвиг, равного которому никто не совершал. До нее подобное могли делать только мужчины-маги, да и то погибали практически сразу. Она же прожила еще несколько месяцев…
Истираль с силой потер виски. Пожалуй, здесь в лесу вполне мог стоять собственный источник Ронины. И она даже не утратила свою магию после его создания. Иначе он просто не мог понять, откуда она брала столько сил на колдовство. Она колдовала, как дышала — легко, без усилий, без напряжения, не вкладывая всю силу в одно-единственное заклинание. Она просто делала то, что нужно, и не задумывалась обо всем остальном… Он провел рукой по ровной поверхности воды, заставляя собственное отражение покрыться рябью. Похоже, он начал ее защищать и восхищаться ею, ее талантом. Что ж… к тому все шло. Ошейник всегда будет направлять раба подстраиваться под хозяина даже в ущерб его желаниям и вкусам. Ничего, он выдержит.
Внезапно эльф похолодел. А что, если его любовь к Нилайе… всего лишь усилия ошейника, внушенное чувство, попытка подстроиться, чтобы угодить хозяйке? От таких мыслей его спина покрылась холодным потом. Пожалуй, это было слишком… низко. Но неведомые древние мастера, изготовившие множество ошейников, не оставили потомкам инструкций, кроме общеизвестных заклинаний. Вполне возможно, что ошейник мог управлять рабом и внушать тому какие угодно чувства. Нужная была лишь тонкая настройка. И вполне возможно, что Ронина могла эту настройку узнать или взломать…