Фактически выпавшую замерзшую женщину Истираль подхватил на руки, даже не поняв, когда успел сорваться с места. Без приказов и понуканий со стороны Ронины. Магичка уже выставила на стол микстуры и нужные зелья.
— Клади ее на операционный стол. У нее наверняка обморожены ноги и руки, — скомандовала она, обжигая тонкой струйкой огня инструменты.
— Что вы собираетесь делать? — испуганно пискнула эльфийка, цепляясь за свой кулек с младенцем.
— Спасать твою обмороженную задницу, — вздохнула Ронина. — Вас и так мало, а теперь будет еще меньше. Проклятый холод! — она разрезала на девчонке штаны, превратившиеся в сплошной лед, и поцокала языком, глядя на совершенно белую, слишком белую кожу. Пожалуй, обморожение было то еще.
— Девочка… моя девочка… — эльфийка покачала головой, ощущая слабый поток тепла от рук собрата. — Не убивайте мою дочку…
— Если она еще жива, то не убьем, — Ронина аккуратно разжала нечувствительные руки эльфийки и вытащила слабо пискнувший кулек. Ребенок был жив, но тоже сильно замерз. Она поручила младенца Истиралю, так как тот уже имел дело с детьми, а сама взялась за лечение пострадавшей.
От обезболивающего зелья эльфийка просто отключилась, упав на стол и раскинув руки. Истираль едва успел подхватить ее голову так, чтобы она не ударилась об угол, и уложить ровно посредине. С ребенком на руках ему это удалось с трудом. Ронина приказала раздеть девочку и постепенно отогревать начиная с почти прохладного воздуха, чтобы не произошел резкий перепад температур. В самой башне стало ощутимо теплее, желание магички согреть новых постояльцев заставило заклинания обогрева работать интенсивнее.
Тем временем Ронина сначала просканировала эльфийку и, поняв, что тут уже придется уповать лишь на природные способности, произнесла довольно специфическое заклинание. Когда-то она пользовалась им, чтобы быстро снимать шкуры с животных, правда, шкуры при этом портились. Но теперь оно пригодилось, чтобы избавиться от промороженной насквозь кожи. Лучше было так, чем дождаться, пока все это загниет в тепле.
Истираль ошарашенно взглянул на происходящее, но даже бровью не повел. Раз хозяйка так делает, значит, так нужно. Ронина тут же уничтожила слезшую кожу, обработала обмороженные ступни заживляющей мазью, а все, что осталось целым, продолжила согревать. Ей еще предстояла аналогичная процедура с руками. После того, как мазь впиталась, она направила на эльфийку исцеление и держала его до тех пор, пока на ногах пострадавшей не стала появляться новая розовая кожа.
— Ходить пока не сможет, но зато ноги останутся, — магичка утерла вспотевший от напряжения лоб дрогнувшей рукой. — Вот чем я занимаюсь, а? Я, темная тварь, спасаю светлых эльфов! Да с этого же даже куры будут смеяться.
— Ты думай не об их свете, а о том, что они помогут удержать расползающееся равновесие, — посоветовал Истираль, пытающийся угомонить слабо хнычущую девочку. Он знал, что ей очень больно от обморожений, но пока мог только подавать теплый воздух и небольшие порции исцеления, справедливо полагая, что Ронине может понадобиться его помощь. А если они спасут мать, то у ребенка будет больше шансов выжить.
— Знаешь, из светлого мага стать темным очень легко. А вот чтоб наоборот было, я ни разу не слышала, — магичка поморщилась, разглядывая тонкие руки эльфийки, но все же взялась повторить процедуру. Та в ответ слабо замычала, похоже, боль все-таки пробилась сквозь глубокий обморок и обезболивающее зелье.
— Да ты сама добродетель! — поддел ее Истираль. — Живешь, как жрица, давшая обет одиночества, колдуешь потихоньку, даже жертв не приносишь и порчу наводишь только мысленно. Вот какая ты темная?
— Еще одно слово — и ты получишь вон той плошкой в лоб, — сурово отрезала Ронина. — Лучше успокой ребенка, а то его плач мне мешает сосредоточиться.
— Как? Ей просто больно.
— Ну ты ж у нас отец, тебе лучше знать, как следует успокаивать детей, — отмахнулась Ронина. — Спой что-нибудь, только не ори в голосину, тихонько. Покачай ее, говорят, помогает. Исцеления добавь, не скупись. Лечи сначала внутреннее, а потом внешнее. Если что, кожу я потом помогу снять, вырастим новую.
С руками пришлось повозиться дольше. То ли потому, что они сильнее промерзли, то ли из-за усталости. Впрочем, Ронина справилась. Вот только она не обольщалась — эта девица как только оклемается, так сразу же им предъявит за их темные ауры и станет проситься выбросить ее обратно, на свежий воздух и на смерть.
Уложив эльфийку на импровизированный топчан из матраса и пары подушек поближе к растопленной печи, Ронина взялась за ребенка. Благодаря помощи Истираля девочка уже не выглядела такой заморенной, но обморожение и голод никуда не делись. Судя по ее небольшому росту, девчонке едва полгода исполнилось, но определить точно Ронина не могла. Эльфийские дети росли медленнее, чем человеческие. Малышке могло быть и несколько месяцев, и год, что не удивительно при паршивом питании и полном истощении матери. У той наверняка не было молока, судя по излишней худобе и всеобщей костлявости.
— Везет мне на тощих эльфов, — ворчала Ронина, так и эдак крутя крохотную эльфийку. — Проклятье, я не знаю, сколько на эту тщедушную тушку надо обезбола. Дам больше — уснет вечным сном. Дам меньше — будет орать. Не знаю, что хуже.
— Не давай вообще, — вздохнул Истираль.
— Так она от болевого шока сдохнет, ты что?! — Ронина повернула девчонку к нему. Лежащий на подогретом столе раздетый ребенок выглядел и вовсе никаким — бледным, слабым и почти неживым. — У нее ж тут половина кожи промерзла, тут снимать и снимать…
— Тогда дай маленькую каплю, — вздохнул Истираль и пошел за ложкой, достал самую крохотную и покачал головой, переняв жест хозяйки. — Даже этого хватит, чтобы ее угробить.
— Ладно. Маленькую каплю, — припечатала Ронина. — Ненавижу такой выбор.
Крохотной капли оказалось мало, и эльфийка тихо пищала от проводимых процедур. Кричать она не могла, только скулила, как избитый щенок. Ронина терпеливо обрабатывала свежие раны, исцеляла и наращивала кожу, но ее нервы тоже не были железными. Причинять страдания такой крохе ей было банально совестно.
— А ведь таких магистр может и зарезать, — грустно ответила она. — Старею, однако. Раньше я не думала об эльфах и вообще ни о ком не думала… А теперь…
— Что вы делаете с моим ребенком? — эльфийка кое-как очнулась почти под конец процедуры. Жалобный писк теперь звучал почти непрерывно. Истираль постарался побыстрее спрятать лоскуты кожи, чтобы не шокировать бедную женщину.
— То же самое, что и тебе делала. Снимаю кожу, обрабатываю раны, наращиваю новую, — холодно пояснила Ронина. — Иначе обмороженная кожа загниет, и девочка умрет. Хорошо еще, что руки и ноги целы, иначе пришлось бы отрезать все.
— Вы… вы темные, да? — наконец смогла поднять голову эльфийка и ошарашенно уставилась на меланхолично несущего горшок с чистой водой для супа Истираля. — И ты, собрат?
— Темные, темнее только товарищ лич, который сейчас воюет со всеми нами, — подтвердила Ронина. Эльф пожал плечами и сунул горшок в печь. Раненых и обмороженных предстояло кормить и кормить хорошо.
— И вы… мучаете мою дочь! Мою маленькую Алисариль! — обвиняюще ткнула розовым пальцем в Ронину эльфийка, но тут же отвлеклась на несоответствие цвета своей конечности со всем остальным телом.
— Ага, тебя тоже так помучили. Не переживай, ногти отрастут. Пока посидишь тут, а потом я отправлю вас к гномам. Там сейчас тепло и безопасно. И много вашего ушастого брата.
— Мне нельзя к нашим… моя дочь… — эльфийка опустила взгляд и прикрыла зеленые глаза.
— Полукровка от человека, — припечатала Ронина, — и что? Там таких битых через одного. Гномы не спрашивают чистоту крови, они смотрят на крепость тела и духа. А ты крепкая, раз выжила. Может, перестанем друг на друга орать и наконец-то познакомимся? Я — Ронина, а это Истираль. Можете звать нас Темными, поскольку мой род давно канул в небытие и никогда не был знатным, а он сам давно в рабстве, и его родовое имя уже ничего не означает.