Подняв крышку ящика, привязанного ремнями к задку кошевки, Валерий пришёл в восторг: там было всего вдоволь — и лепёшки, и оладьи, и масло, и мясо. Вся эта снедь была собрана руками матери, но Валерий подумал лишь об отце. Он занёс в избу охапку дров, растопил камелёк, натаял снегу и поставил в огонь чайник. Разморившись в тепле, он уснул, а когда «стрельнувший» в него уголёк разбудил его, из чайника уже била струя белого пара, мёрзлые куски мяса и слипшиеся комки оладий, оттаяв на огне, местами даже обуглились. Уплетая за обе щёки, он с сожалением подумал о ведёрке сметаны с земляникой, которое так нерасчётливо выбросил давеча. Насытившись и взопрев в тепле, он вышел наружу, отнёс коню охапку сена из стожка. А потом в старых посудинах, отыскавшихся в доме, натаял снега, чтобы напоить коня. Заложив дверь на крючок, с винтовкой в обнимку, он улёгся перед камельком. Перед тем как уснуть, рассчитал: если нагрянут красные, он, не открывая дверей, через хотон кинется прямо к коню…
С наступлением вечерних сумерек Валерий тронулся в путь. Каждые два кёса делая короткие остановки, он подкармливал коня, наспех съедал кое-что сам, пригоршнями снега утолял жажду. Как и в прошлую ночь, с обеих сторон дороги плотной тёмной стеной тянулся стылый, оцепеневший в немоте лес. Лишь изредка, в долинах уснувших речек и на еланях, лес чуть расступался, чтобы тут же сомкнуться опять.
Проведя ночь в спокойствии, Валерий заметно повеселел. От испуга, охватившего его вчера при встрече с красными, не осталось и следа. Было так тихо, что и не верилось, будто где-то рядом идёт война. Лишь изредка гулко лопалась на морозе земля да постреливали промёрзшие ветки деревьев. Валерий совсем успокоился и даже перестал понукать коня.
Уже далеко за полночь свернул он к старой пустой избе возле дороги, чтобы подкрепиться чаем и дать отдохнуть коню. Опять ему пришлось копаться в снегу, добывая дрова для растопки камелька, и натаивать снег. До места его сегодняшнего ночлега осталось четыре кёса с небольшим, так что после этой передышки конь в пути не должен устать, если дать ему несколько остановок. Валерий, прикинув так, щедрой рукой отнёс с саней коню почти всё оставшееся сено.
Опять весело запылал в камельке огонь, опять, дожидаясь, пока закипит чайник, Валерий присел к огню, навалившись спиной на столб возле шестка, и опять, как в прошлый раз, уснул.
Проснулся он от холода. Поленья в камельке прогорели дотла, лишь кое-где в остывающей золе посвёркивали последние угольки. Валерий выглянул наружу и оторопел: начинало светать. Непростительно проспал он, но сделать уже ничего было нельзя: не оставаться же здесь!
…Примерно через кёс рассвело совсем. Валерий решил не останавливаясь доехать прямиком до усадьбы старика Ордах Онтоона, друга отца. Отсюда вёрст тридцать. Красных в этих местах не должно было быть. По слухам, они гнездились южнее, в Маинцах и Павловске.
Вдруг из-за поворота вынырнул навстречу конь, запряжённый в сани. Встречный чуть посторонил сани с дороги и придержал коня: сбруя не из добротных, сани рабочие. Валерий не успел отвернуть, и сани схлестнулись.
— Кэпсэ, — откидывая одной рукой нависающий на глаза козырёк облезлой шапки, полупривечающе-полувопросительно обронил встречный.