— Чего ему надо? — спросил прапорщик, не поняв по-якутски.
— Говорит, в винтовке заело патрон. Просит помочь.
— Ладно, сходи. Я подожду там.
Глубоко зарывшись в снег возле толстого пня, Лэкес, не попадая зуб на зуб, встретил Томмота жалобой:
— Смотри вот — не взяли меня с собой, так пригнали меня сюда.
— А чем лучше участвовать в грабеже людей? Воевать легче…
Лэкес промолчал.
— Когда-то ты говорил, что не станешь стрелять в ревкомовцев. Но, кажется, стрелять тебе придётся. В тех, среди которых и твой Силип.
— Тише! По обе стороны от меня лежат истые собаки. Но стрелять всё равно не стану.
— Дай сюда ружьё, — Томмот залацкал затвором винтовки. — Заставят стрелять.
— Всё равно не стану! Чычахов, прошу тебя, возьми меня с собой… — Голос у парня задрожал и пресёкся.
— Мне сейчас в слободу.
— Умоляю…
— Боишься?
— Да не боюсь я, ненавижу их… — Лэкес прикусил губу. — Возьми меня с собой…
— Нельзя, Лэкес! Ты должен остаться здесь.
— З-зачем?
Томмот испытующе глянул на Лэкеса и, решившись, приник к нему:
— Сегодня решающий день. Сегодня каждый покажет каждому — кто он. Помнишь, ты мне сказал, что я не белый? Я и правда не белый.
— Чычахов! — восхищённо пробормотал Лэкес. — Я сказал тогда без задних мыслей… Так сболтнул…
— Лэкес, сейчас нет времени на эти разговоры. Говори прямо: хочешь ли ты помочь красным?
— Хочу!
— Тогда улучи момент и перебеги. Там расскажешь об этой засаде.
— Не дадут такой возможности. Давеча хотел сходить в лес по нужде — вернули. Никого в сторону леса не пропускают.
— А ночью, в темноте?
— Ночью группируют по три-четыре человека.
— Тогда вот что. Как заметишь приближение красных, сразу начинай палить. Чтобы предупредить их.
— Х-хорошо…
— Не боишься? Схватят, пощады не жди!
— Пусть!
Где-то сверху, с увала, Томмота окликнул прапорщик:
— Эй! Где ты там? Побыстрей!
Томмот протянул парню винтовку, ободряюще коснулся его плеча:
— Надеюсь на тебя!
— Надейся! — твёрдо ответил парень.
— Лэкес, вернётся твой ревкомовец Силип, пошлёт тебя на учёбу. Будем учиться вместе в Якутске. Ты понял?
— Понял!
Ах, как захотелось Томмоту сорваться по снежному целику в бег, скрыться в лесной чаще и добраться до своих! Только нельзя, никак нельзя! Дадут отойти шагов на десять — двадцать и изрешетят пулями. Где сейчас этот старик Охоноон? Он мог бы уже вернуться и вести тут наблюдение! А что, если ему, Томмоту, остаться тут на ночь, вызвавшись участвовать в бою? Ночью было бы сподручней бежать. Только оставит ли его тут Валерий — вот что сомнительно. Или попросить разрешения у Рейнгардта? Только как же тогда побег с Артемьевым на восток? Но об этом можно подумать позже, а сейчас надо как можно скорее предпринять что-нибудь. Если сработает западня, устроенная красным, не известно, как пойдут события дальше. Нет, надо на что-то решиться…
Подъезжая к палатке, Томмот невдалеке за деревьями увидел беседующих Валерия и Артемьева.
— …а вдруг они одержат верх? — донеслись до него последние слова Валерия.
— Здравствуйте, Михаил Константинович, — подошёл Томмот.
Артемьев чуть заметно кивнул.
Свидетель в этом разговоре был явно ему не нужен. Томмот почтительно отошёл, однако не настолько, чтобы ничего не слышать. Артемьев был возбуждён. Судя по отрывкам их разговора, Артемьев настойчиво убеждал Валерия в том, что исход предстоящего боя ничего уже не значит. Если белые и победят, то лишь оттянут свой конец на несколько суток. Генерал Ракитин, имея двести пятьдесят человек, напал в Тюнгюлях на гарнизон красных в шестьдесят человек и был разбит. Артемьев настаивал на отъезде как можно скорее, они встретятся в условленном месте. И скорей, скорей, потому что завтра красные могут уже перекрыть дорогу.